Триумф Анжелики. Часть 3. Глава 11 - читать онлайн

Киль шлюпки коснулся прибрежного песка. Берег круто поднимался к земляным площадкам, на которых во время отлива располагались торговые лотки. Шлюпку отнесло волной. Жоффрей де Пейрак жестом указал направление, и они поплыли на другой конец порта к новому молу на сваях. Он вел к постоялому двору мадам Каррер, который назывался «Гостиница при форте», куда сходились путешественники всех национальностей, чтобы пропустить стаканчик доброго французского вина по прибытии. Но сейчас там было пусто, окна и двери заделаны, и граф де Пейрак с опаской смотрел на все эти ослепшие дома, глухие и немые. Он предпочел держаться от них подальше.

Быть может, его орлиный глаз различил в стороне построек силуэты, которые старались остаться незамеченными и, казалось, их поджидали в засаде.

Анжелика приняла помощь двух матросов, чтобы добраться до берега, не замочив своих прелестных туфелек, сшитых по последней парижской моде. Она специально надела их в честь — и, кажется, напрасно — друзей из Голдсборо. Итак она вступила на мокрый песок и, подняв глаза, увидела их перед собой, величественных и черных. Они ждали.

В своем костюме огненного цвета «старик» Сирики выступил из-за сломанной лодки и подошел в сопровождении своей жены, красавицы Акаши, которая сохранила свою царственную походку. Кофточка и нижние юбки прикрывали ее скульптурную наготу, присущую всем уроженкам Судана. Но диковатое выражение ее лица уступило место гордости и нежности, которые дарит материнство всем королевам пустынь.

Она держала на руках прелестную куклу цвета эбенового дерева, которая уставилась на пришельцев во все глаза.

Старший сын Акаши, дитя африканских саванн, вместе с которым ее продали работорговцам, мальчик лет десяти с короткими ногами и огромной головой, которого звали «маленький колдун», следовал за ними. В улыбках всех четверых, включая малышку, хоть у нее и не было еще ни одного зуба, но личико ее выражало счастье и спокойствие, присущее невинным созданиям, ясно читалось сияние радости, наивное и искреннее восхищение жизнью. Они так обрадовались встрече с друзьями, что тревога Анжелики улетучилась.

Важно поклонившись, Сирики указал с торжественным видом на младенца.

— Я счастлив иметь честь представить вам мою новорожденную дочь Зоэ,

— объяснил он.

Юная Зоэ родилась два месяца назад. Она была на удивление оживленной девочкой в своем колпачке, который скрывал черный кучерявый пух на ее макушке и подчеркивал блеск маленьких золотых колечек, продетых в уши ребенка. Ее глаза, полные смелости и любви к окружающему миру, пленяли с первого взгляда. Просто чудо!

Сирики объяснил, что имя Зоэ по-гречески означает жизнь и даже сам источник жизни. Старик Сирики умел читать.

— Вот уж радостная новость!.. — сказал Пейрак.

— Но где же остальные? — спросила Анжелика, присоединившись к поздравлениям мужа. — Почему так получилось, что только вы нас встречаете?

— Разве вы не слышали нашего приветственного выстрела? — спросил граф. — Я не вижу даже губернатора, господина Патюреля. Что в самом деле происходит в Голдсборо?

— Подул дьявольский ветер, — ответил Сирики, подняв руку, словно библейский персонаж, и открыв розовую ладонь. — Некоторые сбежали. Другие заперлись. Но ничего не бойтесь. Те, кто убежал — вернутся, а те, кто спрятался — выйдут…

— Когда же?

— Когда перестанут бояться… Когда причины страха исчезнут… «Маленький колдун» указал пальцем на другой край берега. Все повернулись в том направлении.

— А! Вот и господин Патюрель!

Колен подходил размашистым шагом, изредка жестикулируя, но на этот раз это было знаком скорее неуверенности и подавленности, чем радости.

— Дела наши плохи, — крикнул он издалека. — Я хорошо слышал пушечный выстрел, но я находился в Голубой Бухте, а это довольно далеко…

Пока он приближался, все заметили на его лице выражение озабоченности, и на этот раз он не взглянул на Анжелику как прежде, когда при виде ее его лицо озарялось радостью, восхищением и почтением. Такой взгляд не может ни одну женщину оставить равнодушной.

— «Бесстрашный» господина Ванерейка прибыл сегодня утром, и я должен был сопровождать его до места, где он бросит якорь… Если бы меня заранее предупредили о вашем прибытии… Я побоялся протеста этих сорвиголов… Но я вижу, слава Богу, что все спокойно!

— О, да! Спокойно у вас тут на редкость! — молвила Анжелика. — Спокойнее не бывает! Колен, во имя всех святых, расскажите нам… Что происходит? Что за драма разыгралась здесь?

— Вы жалуетесь на тех матросов, которых я видел на берегу? — спросил Пейрак.

— Да нет, нет! Их корабль прибыл вчера. Это англичане из самой Англии. Они не в первый раз заходят к нам перед отправкой в Европу. Они привозят товары из Лондона и Новой Англии.

— Так значит приезд господина Ванерейка послужил причиной тревоги?

— Гм!.. И да, и нет.

— Колен, вы хотите скрыть от нас что-то! — воскликнула Анжелика, у которой сложилось впечатление, что он не хочет говорить в ее присутствии.

— Мадам, будьте уверены, я вам все расскажу. Обещаю. Но вначале позвольте мне переговорить с господином де Пейраком.

Оба мужчины отошли на несколько шагов и стали о чем-то говорить, встав в пол-оборота. Колен бурно жестикулировал. У него был подавленный вид, что не соответствовало его обычному состоянию, ибо трудно было найти повод, который привел бы в замешательство самого Колена Патюреля, более известного в Карибском море под именем Кровавой Бороды, а в Марокко его знали как Короля Рабов с каторги Мекнеса, или Колена Распятого или Колена-Норманна, который прошел через кровь, преступления или предательства. Битвы, стычки, нападения пиратов с ножами в зубах вызывали у него лишь легкое подрагивание век и выражение скуки на лице.

Однако, его загорелый лоб прорезали глубокие морщины в то время, как он посвящал графа де Пейрак в курс событий. Ситуация казалась столь мрачной, сколь сложной. Анжелика начала успокаиваться.

«Держу пари, здесь замешаны женщины», — сказала она себе, ибо несмотря на хладнокровие и мудрость Колен относился к тому типу мужчин, которые предпочитают честный бой на прибрежном песке борьбе или спорам с женщинами.

Дьяволица?.. Нет!.. Сирики не выглядел бы так жизнерадостно и безмятежно.

Она пригляделась к Акаши и ее детям. Но она улыбалась, купаясь в своем счастье иметь честь представить благодетелям Голдсборо свое сокровище — маленькую Зоэ с египетским разрезом глаз и блестящими как черный алмаз зрачками.

Жоффрей де Пейрак возвращался к ней с полуулыбкой, обычной для него.

— Ничего серьезного, моя дорогая. Всего-навсего плохое настроение дам, которое причинило много хлопот нашему другу Патюрелю, несмотря на хорошие новости, что должны вас обрадовать.

Английский корабль из Салема доставил на борту двух их старых подруг

— Рут и Номи, тех, кого называли «квакершами-волшебницами» и талантам которых они были обязаны жизнями двух своих последних детей — Раймона-Роже и Глориандры. Эти близнецы, родившиеся в Салеме, чуть не умерли в доме леди Кранмер, где Анжелика родила, и благодаря умению этих женщин, вернулись к жизни.

При вести, что подруги, которым она была так признательна, находились в Голдсборо, Анжелика подпрыгнула от радости.

— Где же они?

Затем, увидев выражение лица Колена, она усмирила свой порыв и стала ждать продолжения.

Колен объяснил, что в отсутствие графа и графини, которые во время своего первого визита их представили и сопровождали, появление этих странных персон ново-английской внешности произвело бурную реакцию у населения Голдсборо. Это была смесь паники и нетерпимости, и стоило двум молодым женщинам появиться на берегу в своих черных одеяниях с острыми капюшонами, как раздались крики «Колдуньи! Колдуньи!», и их чуть было не линчевали.

При виде их порыв национальной солидарности сплотил в единый блок всех жителей Голдсборо: папистов и гугенотов. Они вспомнили, что все они французы и для них постоянным врагом оставался англичанин. Абсурдная мысль. Но — достаточный повод для единодушного решения не открывать дверей домов перед женщинами из Салема. А капитан лондонского корабля, как и его экипаж, был расстроен, почувствовав, что здесь оскорблена честь Его Величества и вступили в перебранку с наиболее неистовыми. Нужно было успокоить население, убедить капитана, что он может как всегда запастись продовольствием и пресной водой, купить или обменять товар: меха, французские вина и прочее.

Следствием этого стало то, что все заперли дома. Губернатор хотел бы предоставить друзьям господина и госпожи де Пейрак собственное жилище, но и это оказалось невозможным. Он понял, что гости не смогут высунуть нос на улицу и гулять, не вызвав мятежа, ибо все следили за ними сквозь ставни и бойницы. Он был вынужден, таким образом, отправить их из поселка по горной дороге к лагерю Чамплейна, где жили изгнанники-англичане.

— Ну слава Богу! Соотечественники их не оставят без внимания…

— К сожалению, вы неправы, — вздохнул Колен.

Там дела приняли такой же скверный оборот. Англичане из лагеря Чамплейна более-менее уживались, несмотря на то, что принадлежали к разным группировкам. Не существовало никакого разделения, даже по отношению к шотландцу Кромли, который был католиком и которого считали предводителем клана. Но священный страх охватил и объединил англичан в неразделимый отряд, когда они увидели «колдуний», ибо в Библии сказано: «Ты убьешь колдуна, ты не позволишь ему жить…»

Ветхий и Новый Завет объединились против них, поэтому Рут и Номи были вынуждены укрыться на пол-дороге, возле источника, где была построена лачуга и установлен крест.

— Я не смог устроить их лучше, — сказал Колен расстроенно. — Поверьте, мадам, я так сожалею!

Он упустил время, чтобы направить паству на правильный путь.

Прибытие Ванерейка из Дюнкерка, который выдавал себя за французского королевского корсара, но которого от теплого Карибского моря до ледяных морей Новой Земли все знали как отъявленного пирата, добавило суматохи ко всеобщему замешательству. Этот Ванерейк, и это все знали, был очень близким другом Жоффрея де Пейрака, его побочным братом. Под этим титулом он каждый год приезжал отдыхать на Восточный берег, в Тидмагуш, или в Голдсборо. Во время своего последнего появления он произвел настоящий «взрыв», так как прибыл со своей дорогой Инес. Ходили слухи, что их разлучили, но они снова встретились на борту «Бесстрашного» и она заняла свое место любовницы и победительницы перед двумя или тремя красотками с темными глазами, смуглыми лицами и черными волосами, которые танцевали испанские танцы в свете факелов и под луной на песке.

Члены городского совета Голдсборо покинули свои дома, чтобы воспротивиться этому визиту. «Мы не позволим ему на этот раз войти в порт,

— решили они. — Нам надоели эти ежегодные скандалы».

Они кричали, что Колен подозревается в том, что хочет открыть публичный дом среди их стен. И к тому же им навязывают «колдуний».

Колен поспешно вывел на рейд небольшое судно, чтобы на нем указать гостю из Дюнкерка путь в небольшую бухту рядом с Голубой Бухтой.

— Оттуда-то я услышал ваши сигналы. Мы и не подозревали о вашем возвращении. Я уверен, что если бы они знали, что близок ваш визит, такие страсти не разыгрались бы.

— «Когда кота нет поблизости, мыши танцуют», — произнесла Анжелика. — И поскольку они не подозревают, что я заткну им глотки их же собственными проклятиями, то словно невинные агнцы и святоши, они предаются «священному гневу»!.. Ну и отродье!.. Однако им известно, что для меня более оскорбительно видеть, как плохо обращаются с моими друзьями, нежели со мной лично. И только они, — она повернулась к Сирики и его семье, — не отреклись от нас. Хотя это, наверное, может повлечь за собой неприятности для вас.

Сирики сказал, что им не так-то просто было «спрятаться».

— Когда раздался выстрел пушки с «Радуги» Сара Маниго запретила мне появляться перед вами. Был приказ вас не встречать, и все должны были ему повиноваться. Но мы все же ухитрились, моя супруга и я, улизнули.

— Решительно, они неисправимы! У них отсутствует всякая логика, одни только политические страсти. Что за безумие нашло на них?

— Подул дьявольский ветер! — повторил Сирики с загадочной серьезностью.

Колен Патюрель подтвердил, что тяжелая жара не спадала в течение всего августа, ветер приносил влажные массы воздуха, что обнажало и взвинчивало нервы и приносило только усталость и никакого утешения. Все испытывали головокружение и растерянность. К тому же на море, за подводным рифом, поднялся легкий шторм, который осложнил вход в бухту и прогнал от берегов рыбу.

Продолжая говорить и объясняться, группа прошла вдоль берега и достигла «Гостиницы при форте».

— Войдем! — предложил Колен. — Стакан вина нас развеселит.

Но Анжелика отказалась.

— Я слишком разгневана и не хочу рисковать, представ в таком состоянии перед дамами Голдсборо, которые соберутся, чтобы встретить меня с кислыми лицами… Это происходит уже не в первый раз, и у них достаточно здравого ума, чтобы представить, что однажды я разнесу их добродетельные принципы и прекращу провозглашать справедливость и милосердие по отношению к тем, кто это не заслуживает.

Она торопилась встретиться со своими несчастными подругами-англичанками, чтобы собственным радушием заставить их забыть об ужасном приеме, который им оказали во Французском Заливе.

Она первым делом направилась в форт, куда доставили их багаж. Жоффрей сопровождал ее и присутствовал при том, как она расчесывала волосы перед зеркалом.

Несмотря на перемену в настроении населения, ей было приятно снова вернуться в Голдсборо.

Иногда она спрашивала себя, почему в этом поселке она любила всех и вся, хотя по одной или другой причине здесь всегда их поджидала трагедия.

Но когда-нибудь она рассердится.

— А вы, мой хозяин и властелин, прекратите смеяться над моими огорчениями. Я знаю, что глупа, но я не нуждаюсь в сострадании так же, как и в насмешках над моей постоянной наивностью, которая заставляет меня верить, что человек предпочитает гармонию и счастье бесконечным стычкам.

— Я не смеюсь, — сказал Пейрак, — и вовсе не думаю над вами подшучивать.

Он обнял ее и пылко поцеловал.

— Вы абсолютно правы, любовь моя. Это вы являетесь бесценным сокровищем, а люди просто безумны или глупы. Подобно беспомощным и злым детям они мстят за то, что жизнь, требовательная мать, не позволяет им быть единственными в мире и опровергать из разглагольствования. Они застыли в рамках бессмысленных законов, вот отчего они неразумны. Они мстят за то, что одним присутствием вы напоминаете им об их непоследовательности. Я сердился бы на них за такое поведение, если бы не знал, что в глубине души они нам преданы, а вас просто обожают. Я не смеюсь, я только улыбаюсь при мысли о новой схватке, которая назревает между гугенотами и вами. Спектакль обещает быть великолепным, и я поддерживаю вас тысячу раз. Снова будут конфликты душ и сердец, но вы их разрешите. Со своей стороны, я должен заняться моими пиратами, одни из них

— угомонились, но они повинны в негостеприимности, другие оскорблены, как бедный Ванерейк. Задача слишком тяжела для меня. А вы передайте мой привет нашим сестрам-волшебницам.

Он поцеловал ее руку, и они отправились на горную дорогу.

Ну и пусть! Голдсборо опустел!.. А дальше что?!

Тем хуже для них, если им так нравиться сидеть взаперти и лишать себя праздника… На этот раз они не поскупились в своих действиях, выражающих их осуждение!!

Горя от радости, что скоро увидит «ангелов» из Салема, она начала забывать неприятности. Она постаралась принять спокойный и радушный вид, продвигаясь между заграждений и заборов вокруг домов. Множество глаз следили за ее передвижением.

Но барьер молчания и холодности сохранился. Ей не встретилось ни души.

Однако, пока она шла по песчаной дороге среди высоких трав у нее возникло острое ощущение, что некто последовал за ней и движется, скрываясь за кустарниками.

Она шла, не стараясь узнать, кто был тем, что осмелился нарушить запреты Маниго, Берна и им подобных, покинув дом и боясь быть узнанным. Она знала, где находится место, куда поместили гостей из Салема, и время от времени, взбираясь на холмы, она уже видела крест у входа.

Сверху открывался красивейший вид на порт, поселок, рейд и отдаленные острова. Здесь она часто прогуливалась. Вначале она приходила сюда подумать, вполне доверяя хрупкости стен из светлого дерева, которые возвели без особых изысков, примитивно.

Иезуит Луи-Поль де Вернон по приезде, в силу того, что не был принят гугенотами, поселился там, и насколько она помнила, именно он водрузил крест и укрепил хижину, чтобы жить там с маленьким помощником — Аббиалем Нильсом — подкидышем из Швеции, которого он подобрал на мостовых Нью-Йорка. Он также построил алтарь, чтобы служить мессу, исповедальню для католиков, то есть крещеных индейцев и белых — из Голдсборо и Нентагуэ.

Затем хижиной стали пользоваться, как прибежищем на ночь для проезжающих путешественников, которых не хотели размещать ни у жителей поселка, ни на улице.

Отныне Голдсборо уже не был большой семьей, где все друг друга знали и заботились друг о друге. Это еще не был город с его законами, гвардией, общественными институтами, где новый человек сразу же попадает под подозрение, с первого шага оказывается скован законами городской дисциплины. В нераскрытых кражах, в драках, причины которых были неизвестны, всегда обвинялись незнакомцы. И над всем этим — пожары, начавшиеся из-за небрежности или специально, которые сводили на нет за одну ночь работу многих лет.

Оказавшись на вершине, Анжелика окинула взглядом панораму, в которой ей открывались смешанные краски моря и неба, леса, берегов и скал. Внезапно она заметила голубое пятно в траве, и в следующий миг человек в голубом редингтоне и в шляпе с перьями вырос перед ней с пистолетом в каждой руке.

Он преграждал ей путь к хижине.

— Назад, ни шагу дальше, — выкрикнул он по-английски. — Каковы ваши намерения?

Испугавшись, Анжелика спросила себя, не прибавился ли ко всем беспорядкам еще один визит бостонцев или английских пиратов, которых она опасалась, и которые могли бы приблизиться к Голдсборо и по земле. Затем она поняла.

— Я иду навестить моих подруг из Салема, Рут Саммерс и Номи Шиперхолл, которые, как я знаю, находятся здесь.

— Вы желаете им зла?

— Конечно нет!

— Вы не воспользуетесь тем, что я дам вам дорогу, чтобы оскорбить их или причинить им беспокойство и огорчение?

— Да как вы можете так думать? Это подруги, говорю я вам. Я — мадам де Пейрак, супруга хозяина Голдсборо.

— Хорошо!! Я узнаю вас, — признал молодой офицер, отступая, чтобы освободить тропинку. — В прошлом году я видел вас, Миледи. Вы возвращались из Салема, где родили двух близнецов.

В тот миг, когда Анжелика подходила к хижине, она увидела, как возле нее возникли два силуэта ее подруг. Они бросились в объятия друг друга. Анжелика поняла, что она очень боялась никогда с ними не встретиться.

Зная, каковы суровые нравы пуритан Салема, она очень часто боялась за их жизни. Она не верила глазам, что снова видит их в их черных одеяниях с немецкими капюшонами, ткань которых, как ей показалось, слегка обтерлась и прохудилась, и по-прежнему напротив сердца на черном фоне была буква А, вышитая красными нитками. При ярком свете солнца Анжелика заметила, что на красивом лице Рут, в уголках глаз возникли маленькие морщины, а Номи стала бледнее, и вокруг ее голубых глаз появились круги.

Она заметила, положив руки на плечи подруг, что у одной из них под плащом находился кинжал, правда слишком хрупкий и тонкий, чтобы служить защитой. Они были не волшебницы, а просто обычные несчастные женщины, гонимые всеми и отовсюду.

Продолжая их обнимать, она рассыпалась в негодующих возгласах и сожалениях по поводу плохого приема, который им оказали, она сердилась, что ее не было в тот момент… И уже в их глазах исчезали знаки человеческой слабости, она заметила, что они словно бы светятся, а их улыбки подобны райским.

— Что ты говоришь, сестра моя? Нас прекрасно разместили и место здесь превосходное. Вода источника так хороша.

Номи направилась к хижине и вернулась с ковшом и кружкой.

— Выпей, сестра. Жара так сильна, а ветер сушит губы.

Анжелика выпила и нашла воду вкуснейшей. Только теперь она поняла, что испытывала сильную жажду.

Она огляделась.

Это было именно то место, откуда она увидела впервые Голдсборо, именно таким, каким он был в видении матери Мадлен, там же она исповедалась отцу де Вермону за несколько часов до его трагической гибели.

— Крест вас не стесняет? — спросила она, зная, что квакерши считали предметы культа источниками идолопоклонничества.

— Что? Крест — это символ для всех. Сила, устремленная вверх. Сила вертикальная и горизонтальная, сила земли, которая сопротивляется.

Они все так же изъяснялись, таким же языком и тоном, что и в Салеме. Их взаимопонимание, всех троих, не требовало усилий. Они сделали несколько шагов, взявшись за руки.

Нужно было опасаться прилива. Вода, поднимаясь, проникала в вертикальные трещины и порой достигала большой высоты, так что на прогулке можно было увидеть внезапный всплеск и пену, вырвавшуюся из-под самых ног. Так возникала опасность, шарахнувшись в сторону от неожиданности, упасть вниз или по меньшей мере вымокнуть. Что с ними и произошло дважды.

— Море волнуется сегодня.

И они отступили от нового фонтана, который быстро опал, словно расстроился, что они ушли.

— О море, жестокое и нежное!.. — сказала Рут Саммерс. — С тех пор как мы здесь, оно составляет нам компанию. Мы сидим и смотрим через него на лицо Всевышнего и проникаемся радостью природы, которая не желает нам зла…

Возвратившись к жилищу, Анжелика снова увидела офицера в голубом рединготе, а с другой стороны еще две фигуры, одетые по моде английских солдат. Они держали мушкеты.

— Но что это за люди? Один из них преградил мне путь, когда я шла к вам и потребовал, чтобы я отчиталась о своих намерениях.

— Это наши добровольные стражи. Они из команды корабля, который доставил нас из Салема сюда. Вы помните, в прошлом году, когда мы покинули Голдсборо, капитан английского корабля взял нас на борт. Это был человек из Лондона, корабль которого был оснащен по приказу одного из фаворитов Короля. То есть этот капитан был наделен большими полномочиями относительно путешествий вокруг света. Он обошелся с нами почтительно, обходительно, как многие, которые приезжают из Англии, хотя он с недоверием относился к колонистам из Америки и, как всякий англиканец, с насмешкой отзывался о пуританах, которые управляют Массачусетсом и которые, однако неплохо справились с управлением Английским государством, когда оно оказалось без монарха. Да, он вовсе не был создан, чтобы понравиться нашим святошам из Салема. А они во время первого возвращения ожидали нас в порту, окруженные стражниками. Наш капитан нашел подозрительным такой прием, он подумал, что нас хотят отвести к позорному столбу, и когда об этом зашла речь, он вмешался.

Не знаю, что он им рассказал. Он вспомнил, вероятно, о вашем муже, который представил нас ему, пообещал купить у них треску и привезти им ножи. И пока по его приказу трюмы загружались свежими яблоками, он проводил нас до дома, который, к счастью, не сгорел, и пообещал нас навестить в следующем году. И сдержал слово. Прибыв в Салем в этом году, он предложил доставить нас в Голдсборо и забрать на обратном пути в Европу. И губернатор дал согласие на это предложение.

— И здесь ваш покровитель и соотечественник снова должен вас защищать.

— Моряки всегда были задирами. Достаточно малейшего повода, чтобы они схватились за пистолеты. Им везде мерещатся враги. Я уверяла его, что здесь нам нечего бояться, но капитан, да еще ваш губернатор, мистер Колин,

— так она произносила имя Колен, — предпочли дать нам стражу на ночь. Мы не хотели уезжать, потому что чувствовали, что вы скоро появитесь.

— Посмотрите, как непоследовательны люди, — сказала Рут. — Жители не приняли нас, но некоторые уже побывали здесь с целью найти лекарство или медицинскую помощь…

Вот кого видела Анжелика по пути сюда.

— В Салеме все точно также, — продолжала Рут, — они кричат, что мы — порождение Дьявола и тайком бегут к нам за спасением здоровья, что может идти только от Бога…

— Думаю, — продолжала она, — что здесь неплохо бы устроить лазарет для больных на случай эпидемии, а не держать их в семьях. Здесь такой чистый воздух…

— Почему вы не пошли к моей подруге Абигаэль? — спросила Анжелика, которую шокировало поведение жителей Голдсборо. — Она приняла бы вас, да и вам известна дорога к ее дому…

— Мы туда пошли, но ее дом оказался заперт. Не знаю, был ли кто-нибудь внутри, но никто не вышел и не ответил на наш зов.

«И даже Абигаэль!» — подумала Анжелика, внезапно расстроенная.

Она продолжала осматриваться. Чего-то не хватало… или кого-то!

— А где Агар? — вскричала она. — Где ваша маленькая цыганочка?

В беспокойстве она спрашивала себя, не захватили ли ее в качестве заложницы жители города, чтобы обеспечить возвращение двух женщин.

— Агар умерла, — сказала Рут Саммерс.

— Они убили ее, — как эхо добавила Номи Шиперхолл.

Они сели на скамейку в тени хижины.

Драма разыгралась в самое тяжелое время зимы. Снег таял, и все дороги превратились в месиво, через которое невозможно было пробраться ни быкам, тянущим тяжелые повозки, ни лошадям. В эти месяцы люди подавлены пасмурной погодой, а резкий ветер, завывая по ночам, вселяет в души страх.

Что заставило маленькую Агар выйти из их домика на лесной поляне, где она была в безопасности, да еще несмотря на проливной дождь? Куда направилась она в такую ужасную погоду? Над кем смеялась по дороге? Может ей захотелось пройтись? Или она хотела увидеть прибытие корабля?

Одни говорили потом, что она украла… на рынке кусок сыра, другие утверждали, что это было яйцо. Третьи утверждали, что она пыталась ввести в искушение почтенного пастора, который ее бранил, хотя это мог оказаться и матрос из Верджинии, который кидал ей семечки подсолнуха, словно маленькой обезьянке.

Здесь не было единого мнения.

Раздались крики ярости, анафемы, оскорбительные прозвища и проклятия. Толпа с поднятыми кулаками, вооруженная тяжелыми дубинами, ножками от стульев, рукоятками хлыстов, всем, что попало под руку, сомкнулась вокруг танцующей Агар, которая даже зимой, когда не было цветов, любила украшать себя листьями плющи и тисса… Право, не было необходимости наносить столько ударов!..

Ее приемные матери не знали, кто из жителей Салема принес на лужайку с белыми камнями безжизненное тело…

— В последнее время она часто исчезала, — вспомнила Рут Саммерс, покачивая головой. Я думаю, что она хотела найти того или ту, чьими трудами меня посадили в тюрьму на несколько недель.

Она вздохнула:

— Жестокая и длиная зима! Брайан Ньюлин тоже умер.

— Брайан Ньюлин?

— Я вышла за него замуж в Салеме, после того, как обратилась в конгрегационализм. Чтобы иметь право изгонять, а не быть изгнанной, как те квакеры, среди которых я родилась.

— Отчего же он умер?

Молодая женщина ответила не сразу, и на ее слишком бледном лице Анжелика снова различила знаки испытаний и бесконечных потерь.

— Он приносил мне книги, — сказала она наконец, — и это его погубило. Я брала его пакеты из каменного круга: Бакстер, но также и Эразм, который запрещен. Сатирические сонеты Харви. Все это я любила. Я, женщина, не имела права читать. «Ты приносишь мне больше, чем кусок хлеба», — сказала я ему однажды. «Я знаю», — ответил он, отводя взгляд. Они заметили, как мы разговариваем. Вместо того, чтобы с отвращением меня оттолкнуть, мой бывший супруг, которого я оскорбила, продолжал видеться со мной.

Пылая ненавистью к человеку, который отрекается от благочестия во имя своей жены, и, самое главное — жены виновной, — они приговорили его к повешению по причине потери разума. Они говорили, что я свела его с ума. И возможно это было правдой. Хотя причина его перемены была не во мне: еще до моего приезда он тайком читал стихотворения Гэбриеля Харви.

По дороге на казнь они задавали ему разнообразные вопросы, чтобы убедиться в его сумасшествии, и действительно этот человек был возбужден и произносил странные речи.

«Расчешите ваши бороды! — кричал он. — И все — во дворец!.. На мой суд!..» А судьям он внушал: «Не ешьте ни лука, ни чеснока, чтобы дыхание ваше было свежим! Бойтесь поэта, ибо взгляд поэта, горящий восторженным исступлением, идет от земли к небу и с неба на землю!..»

«Я, — сказал ему Джон Кнокс Матер, когда они достигли эшафота, — я выслушал ваши речи в суде и по дороге на казнь и, будучи доктором теологии, искусства и наук, не смог ничего понять. Вы действительно — сумасшедший».

Брайан остановился и посмотрел ему в глаза дерзко и пренебрежительно, на что, я думала, он не способен: «Во Вселенной существуют такие вещи, Горацио, которые и не снились вашей философии!..»

Люди спрашивали себя, почему он назвал Матера Горацио…

Еще он кричал: «Мир выбит из колеи!.. Будь проклят Ты, пусть я буду должен возродить его!..» Только позднее они поняли, что он цитировал Шекспира.

И Рут Саммерс рассмеялась, затем слезы заблестели между бледных ресниц белокурой англичанки.

— Какая великая душа погибла, — пробормотала она.

Анжелике хотелось бы сказать ей, как и другой своей подруге: «Останьтесь! Останьтесь! Не возвращайтесь в Салем, потому что они и вас убьют».

Они ее опередили.

— Не проси нас ни о чем! Это наша судьба! Мы приехали не для того, чтобы остаться. Мы приехали только, чтобы привезти тебе фасоль с нашего поля, ту, что ты так любишь с рагу по воскресеньям, в кленовом сиропе. Мы собрали кленовые листья весной в нашем лесу возле дома и приготовили его по собственному рецепту, доведя до густоты меда. Тебе достанется два горшка этого сиропа. Еще мы привезли тебе китайского чая лучшего сорта. Этот напиток бодрит и приносит пользу здоровью. Мы дадим тебе лекарств против лихорадки… Но хватит болтать попусту! Есть дела поважнее, а время ограничено. Мы прибыли, чтобы перечитать тебе третье четверостишье Таро, которое ты не захотела выслушать, боясь будущего.

— Как вы догадались, что я хотела бы его услышать сейчас?

— Мы видели тебя на реке, — сказала Номи.