Триумф Анжелики. Часть 1. Глава 5 - читать онлайн

В первый же вечер Жоффрей де Пейрак оставил обед для гостей в кабинете-салоне «Радуги», его охотно и с благодарностью приняли и Реколле, и отважный моряк Сен-Лорана месье Топен, и его сыновья. Все они были изнурены тяжелым днем, почти полностью занятым путешествием по воде, где всеобщей заботой являлась лодка под парусом, подпрыгивающая на волнах. «Вот чертова река, — восклицал Топен гневно и в то же время с уважением. — Этот монстр сожрет нас когда-нибудь…»

Еще раз избежав гибели в бездне, эти труженики реки как-то терялись под резными потолками «комнаты с картами», за большим прекрасно сервированным столом, который искуссно украсил метрдотель Тиссо с помощью своих подручных. Корабль тихо покачивался, и все чувствовали, что под ними толща воды, а не твердая почва; в этом было что-то величественное и тревожное. Река, этот холодный монстр, змея, ползущая впереди и позади них, давала о себе знать, тихо баюкая людей на корабле, как младенца в люльке, да еще чуть плескалось вино в хрустальных бокалах, и рубиновые и золотистые отблески мерцали на стенах, когда пили за здоровье удачливых путешественников.

Анжелика пренебрегала правилами этикета, которые предписывали ей как хозяйке занимать место в центре, напротив графа де Пейрак, и уселась рядом с ним, как если бы сегодня не было гостей.

После долгой разлуки ей хотелось быть как можно ближе к нему, наслаждаясь очарованием его общества. Ей нравилось улавливать запах его одежды, когда он двигался, вдыхать легкий аромат волос, когда он встряхивал головой, ловить теплый воздух его дыхания, когда он поворачивался к ней. Ей всегда хотелось слиться с ним в поцелуе, долгом и тайном.

Было ясно, что для нее было высшим удовольствием находиться под властью его мужского обаяния. Но тем хуже!

Чем больше она стремилась к нему, тем меньше хотелось ей быть с остальными. Однако, такое существование ставило их на пьедестал, напоказ перед обществом, и Анжелике приходилось проявлять громадное упорство и ловкость, чтобы не поддаться формальным законам церемоний, которые подстерегали их на каждом шагу. В этом ей очень помогал Жоффрей, потому что и он стремился как можно дольше оставаться наедине с Анжеликой. Они очень рассчитывали на это, собираясь в совместное плаванье по реке. Но ему не удалось быстро покинуть Таддусак, и вот его уже догнали.

Господин де Фронтенак отправил посланцев к графу де Пейрак, чтобы сообщить о ходе своей экспедиции и поблагодарить его за помощь. Ломенье-Шамбор прибыл, чтобы поделиться своими горестями и сомнениями.

Анжелика решила выпить, чтобы забыть о сердечной боли, которая не прошла полностью при встрече с мужем; причины этой боли сочетались в разлуке с маленькой дочерью и в плачевном состоянии, в котором пребывал ее друг Ломенье.

Ее взволновали рыдания этого человека, война с чистым и бесстрашным сердцем, который как ребенок уткнулся в ее плечо, а его слова, перемешанные со слезами, были подобны эху какой-то жалобы, словно произнесенной кем-то другим.

Она очень бы хотела забыть об этом другом, о Себастьяне д'Оржеваль, который всегда возникал укором в моменты апломба, и мертвый или живой, он постоянно причинял ей самые серьезные неприятности. Она чувствовала себя не в своей тарелке еще и от того, что излияния Ломенье помимо ее воли вызывали жалость, хоть она и не знала, что это ловушка, которой надо избежать. «Он», иезуит и Амбруазина всегда считали, что у нее недостаточно чести и доброты, что она грешница… И случалось так, что она чудом избегала падения.

И вот она выпила как лекарство добрую порцию прекрасного вина, и немного спустя ее веселость снова вернулась к ней. Она снова улыбалась, с интересом слушала рассказы д'Авренссона, парировала колкости неугомонного Топена, у которого в запасе всегда были занимательные истории о кораблекрушениях.

Эта вечеринка на корабле с не ожидаемыми гостями и офицерами их флота напомнила ей другой банкет, который состоялся в этом же месте несколькими годами раньше, когда они поднимались вверх по реке, направляясь в столицу Новой Франции — Квебек.

Они веселились вовсю, «с французским размахом», и каждый чувствовал себя таким счастливым, что был готов поверить другому самые дорогие секреты своей жизни; их окутывал густой ледяной туман ноября, они наощупь пробирались по дикому краю, выполняя повеление короля.

Как и тогда, она держала бокал богемского стекла, неожиданный подарок маркиза де Виль д'Аврэ, и через рубиновую жидкость бургундского вина она видела лица гостей, которые сейчас уже не опасались друг друга. В этот вечер все они представляли компанию французов, хороших друзей, которые встретились на границах двух огромных территорий; им было чем поделиться и что вспомнить, например, знаменитую ночь набега ирокезов на Квебек, в течение которой Анжелика помогала майору д'Аврессону спасти город, а господин Топен тем временем зажигал огни на бакенах, чтобы обозначить контуры реки.

Она увидела, как оживился шевалье де Ломенье-Шамбор при рассказе о битве на реке Сен-Шарль, когда монастырь Реколле превратили в крепость; монах, прибывший вместе с ним, тоже вспоминал детали этой операции. Простой священник, по-детски наивный, он провел в Канаде более двадцати лет. Он попросил налить ему чуть-чуть вина, но от этого не зависела его постоянная веселость.

Господин д'Авренссон от имени губернатора поблагодарил господина де Пейрак за то, что тот выследил ирокезов и предупредил об их нападении на Квебек. Затем он рассказал об экспедиции господина де Фронтенака.

В Катаракуи, что на озере Онтарио, где по его приказу выстроили форт, носящий его имя, он чувствовал себя прекрасно, он был у себя дома.

В этом году, как и прежде, во Фронтенак съехались шестьдесят вождей ирокезов для заключения мира. Достижением было уже то, что удалось их собрать. Ирокез великодушен, но упрям.

Однако он любит торговать, так же как и воевать. Вот чем привлекал их губернатор Новой Франции. Он обращался с ними строго, но справедливо. Господин д'Авренссон, который был в курсе всех дел, не уставал восхищаться тонкостью дипломатии губернатора.

Закончилось тем, что индейцы обещали жить в мире с соседями, утауэ и андастами и прекратить истреблять гуронов, точнее те жалкие группки, что остались от целого племени.

Фронтенак обладал умением управлять ирокезами, не приводя их в гнев. Его живость, его манера играть с их детьми восхищали дикарей.

Они задыхались от смеха, когда слышали великолепное имитирование губернатором их боевого клича «сассакуа».

Чтобы соблюсти все обычаи, первым делом организовали два пиршества, на которых никто ничего не ел; это называлось «пиршеством раздумий». Нужно отметить, что гости расходились не менее сытые и не менее пьяные, чем обычно. Все дело здесь было в особом табаке, вкус которого еще держался во рту еще в течение трех дней.

Затем начались настоящие пиры. Это — особый предмет, очень важный для сближения французов с индейцами, главным образом с ирокезами. «Вкус пиршеств» до и после войны.

Для господина Фронтенака сварили голову самой большой собаки, и он съел ее до самых глаз, что не являлось самым большим его подвигом.

Разные сорта рыб… Только нужно быть осторожным и не бросать кости, чешую и головы в огонь, чтобы не потревожить духов воды. Затем на костер водрузили огромный котел, в котором варились большие куски мяса, а три вождя при помощи специальных палочек опрокинули его содержимое прямо в огонь. Символический жест переворачивания котла войны означал «Битвы окончены. Мы заключаем мир».

То, что оставалось на дне котла, распределялось между главами французов и индейцев, согласно обычаю, когда противники едят общую пищу, «бульон победителей». Некоторые шутники уверяли, что в котле можно найти кожу и кости людей, что заставило бледнеть молоденьких офицеров, недавно прибывших в Канаду.

Короче говоря, топор войны был закопан в землю.

По окончании рассказа в стенах «комнаты карт» раздались апплодисменты.

Фронтенак еще раз проявил себя, как человек ловкий и опасный, что заставляло трепетать не только его врагов, но и подчиненных, но который делал все только на пользу колонии.

Перед тем, как отправить ирокезов к их Пяти Озерам, французы обменялись с индейцами подарками и вампумами.

Дикари отказались принять соль, потому что, по их словам, она разжигала жажду, а от воды их мускулы ослабевали, так что на исходе жизни они становились не в силах натянуть лук. Они никогда не хотели пить. Их вполне устраивал маисовый сок.

С другой стороны они не отвергали другого подарка, очень ценного для них — мешков с мукой, так как они испытывали слабость к пшеничному хлебу.

С ними отправили пекаря, чтобы он в начале зимы изготовил им прекрасные караваи хлеба, которые сохранятся в течение всего тяжелого периода холодов.

Оружейник, который тоже отбыл с индейцами, должен был привести в порядок их огнестрельное оружие и топоры.

Веселый гасконец, господин Фронтенак, любил ирокезов от всего сердца.

Вся компания за столом с радостью выслушала рассказ о том, что ежегодная кампания заключения мира удалась.

Присутствие Николая Перро напоминало Анжелике о первых днях пребывания в Новом Свете, об опасностях, которые их подстерегали. А теперь, сравнивая, она была потрясена изменениями, которые произошли с тех пор. Сегодня все они были просто подданными Франции, которые собрались за столом, чтобы выпить за здоровье Короля, отметить успехи губернатора Фронтенака, который установил мир на континенте дикарей. Они поздравляли друг друга и строили планы, как продолжать строить жизнь вместе со странным и требующим понимания народом под сенью темных лесов.

Все это требовало громадных усилий, потому что в глубине этих самых лесов нашел свою страшную гибель великий иезуит. Его военный флаг был отмечен пятью крестами, по бокам и в середине полотнища, их окружали лук и стрелы. Она помнит, как он развевался над головами абенакисов, когда те шли на штурм английского городка. И в этом не было ничего возвышенного. Кроме того она сама слышала, как он благословляет индейцев, тех, кто наутро должен был казнить еретиков, то есть ее и его сподвижников. Ее кобылу, на которой она пыталась вернуться в лагерь, объявили дьявольским отродьем, приносящим одни беды Аркадии. Вот как начиналась эта изнурительная и долгая война.

Отца д'Оржеваль очень уважали и любили простые люди, и Анжелика не очень старалась переубедить своих друзей, которые почтительно относились к нему, как и не заботилась о том, чтобы они его не забыли. И теперь, после его смерти, культ его личности, казалось, стал еще сильнее.

Теперь вспоминали анафему, которую он провозгласил, и не задумывались о причинах его ненависти. Эта скрытая опасность, избежать которую она не могла, огорчала ее, так как примешивалась к недовольству после второго путешествия в Новую Францию, и даже встреча с братом Жоссленом де Сансе не могла скрасить этого ощущения.

Однако ее мысли мало-помалу очищались от грусти. Она вызывала в памяти очень красивые сцены ее борьбы с иезуитом, это было похоже на оперу. Валлис, ее кобыла, вставшая на дыбы на опушке осеннего леса, стяг с пятью крестами, развевающийся на ветру и толпа разъяренных дикарей, выбегающих из чащи и устремляющихся на штурм английского города.

Прекрасные эпизоды прекрасного приключения! Того, что еще сильнее сблизило их в Америке.

Она повернулась к Жоффрею, словно он был в силах помочь приостановить ход ее мыслей, немного сумасшедших. И правда, он это мог. Рядом с ним она легко освобождалась от подозрений и мыслей, которые часто были не обоснованными и преждевременными. Он сохранял спокойствие и хладнокровие. Ибо, говорил он, выступая в ее глазах бдительным и мудрым, невозможно провести всю жизнь, строя будущее, состоящее из одних катастроф и предательств.

«Как мне хорошо с ним», — повторяла она про себя, еще ближе придвигаясь к мужу, и встречаясь внезапно взглядом с графом Ломенье, от которого не укрылся ее жест, с каким влюбленная женщина стремится раствориться в тени мужчины, которого любит.

Но она не могла наглядеться на него, она то и дело оборачивалась в сторону его тонкого профиля, и не было в мире другого мужчины, в котором было бы столько силы, и который так оберегал ее.

Ее безраздельное доверие было следствием его любви к ней, в которую она, наконец, поверила; теперь она знала, что является всем для Жоффрея, и что это было самым главным в их отношениях.

Граф де Пейрак тоже пил, но вовсе не для того, чтобы развеять грустные мысли или забыть о тяготах жизни. Он просто пил, чтобы насладиться винным ароматом, и укрепить свое радостное настроение. Он пил, чтобы составить компанию гостям, чтобы оказать им честь и сделать им приятное. Это была дань путешественникам, являющимся частью радостей этого мира, искусства красиво жить, своеобразной компенсации в противовес жестокости и несправедливости, так часто встречающихся в этом проклятом мире.

Когда он пил, глядя на него можно было сказать, что он относится к вину, как к старому другу, с которым давно знаком, и которого желает узнать еще лучше.

Его глаза блистали чуть сильнее, его улыбка стала чуть радушнее, выражение лица — чуть привлекательнее, словно он наблюдал сверху за человеческими слабостями, с легкой насмешкой, но без ехидства.

Сколько она его помнила, он всегда был таким. В Тулузе, блестящий аристократ, победитель в любовных интригах, с гитарой в руках, в маске, скрывающей блеск глаз, он возглавлял целую вереницу мужчин и женщин, которые далеко не все были героями романов и принцессами с чистыми помыслами, но которые сочетались с понятиями любовной песни, куртуазной философии, изысканных вин и внезапных чувств, вспыхнувших во время какого-нибудь бала.

И вот она завоевала самого достойного — Жоффрея Пейрака.

Она могла сказать себе: «Еще немного, и я останусь с ним наедине». Она не уставала смотреть на него, пока он внимательно следил за ходом беседы, наблюдая за выражениями лиц, и улыбками, однако не придавая этому всему особого значения.

В его позе было что-то королевское.

Но он был сильнее и свободнее любого короля.

«Как я его люблю. Бог мой, Господи, сделай так, чтобы он любил меня всегда! Без него я умру! Я слишком много выпила. Виноград так коварен! Интересно, видно ли, что я пьяна? Все так же смеются, даже Ломенье. Будь благословен виноград. Самое главное — это жить. А мы живем. Я скажу завтра бедному графу об этом, и к нему вернется мужество. Иезуит мертв. Ему не была известна радость пира с добрыми друзьями. Он жил во мраке. Вот почему он погиб, Господь да простит меня, мне следовало бы уважать страдание».

Компания расходилась среди густого тумана. Анжелика, прощаясь до утра со всеми, стоя с нерешительным видом возле своего господина и хозяина, прочла или ей показалось, что она прочла в глазах Ломенье-Шамбора мысль, которая как копье пронзала его мозг: «Сегодня ночью они будут любить друг друга…»

Выражение его лица снова изменилось. Черты заострились. В той же ситуации сама богиня зла, застав их у своего изголовья, таких близких и таких неразлучных любовников, издала бы ужасный крик отчаяния и ревности, крик существа навеки проклятого…