Неукротимая Анжелика. Часть 3. Глава 22 - читать онлайн
Дальше все происходило очень быстро. Наступала развязка, в том не было сомнений. Руки Анжелики соединили в запястьях, подтянули кверху и привязали к одной из колонн зала.
Одежду со спины сорвали. Удары кнута казались прикосновением раскаленных углей, они ускорялись, становясь сплошным ожогом. «Когда-то я это видела на красивых картинках в моей книге о святых мучениках церкви…» Теперь она сама привязана к пыточному столбу. Спину жгло все сильнее. Она чувствовала, как по ногам текут теплые струйки крови. Мелькнула мысль: «Не так уж страшно!.. Но ведь будет продолжение!.. Пусть!.. По крайней мере, началось!..» Остановить это не в ее власти. Она лишь камушек, катимый водами потока. Ей вспомнились бурные потоки Пиренеев, которые она увидела в дни первого замужества. Очень захотелось пить, в глазах потемнело…
Удары прекратились, и в этом затишье боль расползлась по всему телу, стала непереносимой.
Ей развязали руки, но лишь для того, чтобы повернуть лицом к залу и вновь привязать к колонне.
Сквозь застилавшую глаза муть она увидела палача с жаровней, полной раскаленных углей, и ужасные орудия пытки, которые он разложил на доске. Это был заплывший жиром евнух с лицом гориллы. Его окружали другие евнухи, не успевшие переодеться для пытки и лишь снявшие тюрбаны…
Мулей Исмаил сидел слева. Он отказался от перевязки. Его рана была неглубокой, кровь уже свернулась и подсыхала. Но султан хотел, чтобы ее видели все. Каждый должен был прочувствовать содеянное святотатство.
В глубине помещения находились человек двадцать рабов-французов: Колен Патюрель в цепях, маленький, рыжий, с подвижным лицом Жан-Жан-парижанин, маркиз де Кермев и другие. Замерев, они глядели с удивлением на эту белокожую полуголую женщину, терзаемую пытками. Стражники с хлыстами и саблями держали их на почтительном расстоянии.
Осман Ферраджи склонился к Анжелике. Он говорил по-арабски, очень медленно:
— Послушай. Великодушный повелитель Марокко готов простить тебе безрассудный поступок. Обещай повиноваться ему, и он пощадит тебя. Ты согласна?
Черное лицо Османа Ферраджи плыло и танцевало перед ней.
Анжелика подумала, что это последнее лицо, которое она видит в своей жизни. И хорошо!.. Осман Ферраджи был велик! А большая часть людей так мелки, так ничтожны… Затем рядом возникло бородатое светлое лицо Колена Патюреля.
— Моя бедненькая крошка… Вы же не дадите себя так калечить… Бедняжка моя…
«А зачем вы позволили распять себя, Колен Патюрель?» — захотелось спросить ей.
Но ее губы смогли произнести лишь одно слово:
— Нет!
— Тебе оторвут груди! Тебя изуродуют раскаленными щипцами, — сказал Осман Ферраджи.
Глаза Анжелики закрылись. Ей хотелось остаться наедине с собой и своей болью. Люди уплыли. Они уже далеко…
О, сколько еще это будет тянуться? Она услышала ропот рабов в конце зала и вздрогнула. Что собирается делать палач?.. Затем чего-то бесконечно ждали. Потом ее руки развязали, и она поползла по колонне вниз, куда-то далеко, очень далеко и очень долго…
Когда Анжелика пришла в себя, она лежала на боку, щекой на шелковой подушке. Первым, что она увидела, были руки Османа Ферраджи. Ей смутно вспомнилось, как в бреду она цеплялась за эти патрицианские руки с ногтями более красными, чем рубины его колец. Она чуть-чуть повернулась. Память совершенно восстановилась, и ее охватила особенная легкость, какую она испытывала, рожая своих детей. Боль отступала, и в душе рождалось ощущение чуда.
— Все кончилось? — спросила она. — Меня пытали? И я сумела вытерпеть?
— И я умерла? — передразнил ее Осман Ферраджи. — Глупенькая строптивица! Аллах не был очень милосерден ко мне, когда поставил тебя на моем пути. Знай, что если ты еще жива и тебя всего лишь постегали по спине, то это потому, что я сказал Мулею Исмаилу о твоем согласии. Но так как ты не могла сразу же доказать ему свою покорность, он позволил унести тебя и лечить. Вот уже три дня, как ты мечешься в лихорадке. Ты будешь достойна царственного внимания не ранее следующей луны.
Глаза Анжелики наполнились слезами.
— Значит, все начнется снова? Зачем вы это сделали, Осман Ферраджи? Почему не дали мне умереть? У меня нет мужества повторить все еще раз…
— Ты уступишь?
— Нет! О, вы же хорошо знаете, что никогда!..
— Ну и ладно, не плачь, Фирюза. У тебя есть время приготовиться к новым мучениям, — насмешливо успокоил ее Верховный евнух.
Он вернулся повидать ее вечером. Она набиралась сил и уже могла, полусидя, опираться на подушки заклеенной пластырем спиной.
— Вы украли у меня смерть, Осман-бей! — сказала она. — Но вы этим ничего не выиграете. Я никогда не стану ни третьей женой, ни фавориткой Мулея Исмаила. Я ему скажу это в лицо, когда представится возможность… И… все начнется снова! Я не боюсь. Господь не оставляет мучеников, приемлющих страдания во имя его. Да и это бичевание не было таким уж нестерпимым…
Верховный евнух закинул голову и позволил себе рассмеяться, что с ним редко случалось.
— В самом деле? Да ты хоть знаешь, глупая, что существует много разных способов бить кнутом. Удары могут отрывать куски тела, а могут лишь слегка ранить кожу, чтобы потекла кровь и чтобы произвести впечатление, как было на этот раз. Хлыст можно вымочить в наркотическом отваре и тогда, попадая на рану, он дурманит пытаемого, облегчая страдания. Это не было таким ужасным?.. Еще бы! Я дал приказание щадить тебя.
Анжелику охватили противоречивые чувства. Наконец удивление побороло обиду за обман.
— О, зачем вы это сделали для меня, Осман-бей? — серьезно спросила она. — Я ведь обманула ваши надежды. Вы рассчитываете, что я еще опомнюсь. Нет! Я уже не передумаю. Я никогда не уступлю. Вы прекрасно знаете, что это невозможно!
— Конечно, знаю, — вдруг горько произнес Верховный евнух.
Черты его лица на мгновение изменились, утратив обычное величие — в них мелькнуло выражение грустной обезьяны, присущее огорченным неграм.
— Я испытал силу твоего характера… Ты как алмаз. Ничто тебя не сломает.
— Тогда зачем?.. Почему не предоставить меня моей печальной судьбе?
Он замотал головой.
— Я не могу… Никогда не смогу смотреть, как Мулей Исмаил калечит тебя. Ты самая красивая и самая совершенная из женщин. Не думаю, чтоб Аллах часто создавал существа, подобные тебе. Ты поистине Женщина. И наконец, я тебя нашел после стольких поисков на рынках мира!.. Я не дам Мулею Исмаилу уничтожить тебя!
Анжелика кусала губы от смущения. Он заметил ее недоуменный взгляд и с улыбкой добавил:
— Такие слова в моих устах кажутся тебе странными? Что ж, я не могу тебя желать, но могу тобой восхищаться. И может быть, ты вдохновляешь мое сердце…
Сердце? У него, подвесившего шейха Абдель-Карима над костром, отправившего юную черкешенку на казнь?
Он начал говорить медленно и задумчиво.
— Да, это так. Мне нравится, что твой ум не уступает твоей красоте… Меня пленяет совершенство, с каким твое тело отражает твою душу. Ты существо благородное и необычное… Тебе известны женские уловки, не чужда свойственная женщинам жестокость, но, несмотря на твои острые коготки, ты сохранила материнскую нежность!.. Ты переменчива, как море, и постоянна, как солнце… Ты кажешься восприимчивой ко всему, искушенной и все же остаешься наивной латинянкой, преследующей свою единственную заветную цель… Ты похожа на всех женщин и вместе с тем тебя не сравнишь ни с одной… Мне нравятся мысли, еще не созревшие в твоей умной голове; нравится даже то, какой ты будешь в старости… Мне нравится, что ты могла безумно желать Мулея Исмаила, бесстыдная, как Иезавель, и попыталась его убить, как Юдифь убила Олоферна. Ты священный сосуд, куда Создатель, кажется, влил все сокровища вечной женственности…
И, помолчав, заключил:
— Я не могу позволить разбить тебя. Аллах мне бы этого не простил.
Анжелика выслушала его со слабой улыбкой на поблекших губах.
«Если однажды меня спросят, от кого я получила самое прекрасное любовное признание, я отвечу: это было признание Верховного евнуха Османа Ферраджи, попечителя гарема Его величества султана Марокко». Надежда вновь вспыхнула в ней. Она была уже готова просить его помочь ей бежать, но инстинктивная осторожность все же удержала ее. Она уже слишком хорошо знала неумолимые законы сераля, чтобы сознавать, что сообщничество Верховного евнуха — утопия. Надо быть наивной латинянкой, как он сказал, чтобы мечтать об этом.
— Что же со мной будет?.. — прошептала она.
Глаза негра были устремлены вдаль.
— Еще три недели до новолуния.
— Но что должно произойти за этот срок?
— Как ты нетерпелива. Тысячи тысяч вещей могут случиться за три недели. Ведь по единому знаку Аллаха весь мир может рухнуть в одно мгновение!.. Фирюза, тебе приятно будет подышать свежим ночным воздухом на башне Мазагреб?.. Да? Тогда иди за мной. Я покажу тебе звезды.
Башня, где находилась обсерватория Верховного евнуха, была ниже минаретов, но выше городских стен. Меж ее острыми зубцами светилось пустынное поле с совсем редкими пятнами оливковых рощиц, жмущихся к городу, а дальше голое и каменистое.
На сильной подзорной трубе астронома, секстанте, компасах и глобусах лежали лунные блики. На их лакированных боках отражались далекие звезды, сиявшие на небе. Ни малейшее облачко не затмевало их.
Турецкий ученый, худенький старикашка, которого Осман Ферраджи привез из Константинополя, сгибающийся под тяжестью тюрбана и огромных очков на носу, служил ассистентом. Занимаясь астрологией, Осман Ферраджи любил надевать свой суданский плащ и шитый золотом тюрбан. Это еще больше увеличивало его рост, когда он стоял под огромным куполом звездного небосвода, и лишь серебристая линия обрисовывала его черный профиль на фоне ночи. В эти мгновения он казался почти нематериальным.
Оробевшая гостья присела в стороне на подушках. Верхушка мазагребской башни казалась светилищем духа. «Ни одна женщина, наверное, не проникала сюда», — думала Анжелика. Но Верховный евнух не разделял пренебрежения настоящих мужчин к женскому уму. Избавленный от ослепления чувств, он судил о женщинах с внимательной объективностью, по их мерке, отвергал глупых, но приближал тех, чей ум оказывался достойным интереса и способным приятно и полезно воздействовать на его собственный. Анжелика многому его научила, и не только тому, что касалось французских сукон и персидской нуги. Благодаря ей Осман Ферраджи приблизился к пониманию характеров людей с Запада. Это преимущество может оказаться бесценным, если однажды Мулей Исмаил решится снарядить посольство к версальскому властелину.
Вправду ли Осман Ферраджи навсегда отказался от своих планов сделать Анжелику третьей женой Мулея Исмаила? Разумеется, все здесь было не так просто… Однако исполнение этого замечательного замысла отдалялось, теряясь в пространстве, как эти капризные планеты, порой доступные наблюдению один раз за всю жизнь, но тем не менее нависающие над человеческими судьбами. Что сулят ему их загадочные сочетания? Вон те звездные туманности — сближаются они или удаляются друг от друга?.. В понимании латинянки положение безвыходное, даже трагическое. Но Осман Ферраджи привык выжидать… Сейчас он вновь вопрошал звезды, первыми открывшие ему, что его ждет горькое разочарование. И они вновь подтверждали: земным дорогам француженки и Мулея Исмаила дано пресечься лишь на краткий миг. Эта женщина уже уходит, удаляется от султана, как падающая звезда. Но к смерти ли?.. Небесные знаки предупреждали, и их грозное значение потрясло Османа Ферраджи. Он содрогнулся, как будто совсем рядом пролетел Азраил, ангел смерти. Смятение было так велико, что его пальцы с опаской касались холодного металла телескопа. В этот вечер он хотел вырвать у неба его самые глубокие тайны. Именно потому он и привел сюда женщину, о судьбе которой вопрошал. Ее присутствие должно усилить магнетизм, исходящий от человеческих существ и соединяющийся с потоками таинственной энергии, испускаемыми всем, что создано Творцом.
Духовная сила, которой была наделена Анжелика, изумляла его. Сперва он недооценил ее. Он признался себе, что она принадлежит к редким людям, в чью истинную суть ему не удалось проникнуть. То было весьма серьезное заблуждение, не объяснимое иначе, чем ее женственностью, прикрывающей, как тонкая обманчивая вуаль, Непобедимую Силу. Ныне он вынужден признать, что за ее нежной красотой скрыт незаурядный характер.
Она и сама не осознает пока всей исключительности своей судьбы. Налаживая механизмы телескопа, он спрашивал себя, не запутался ли он настолько, чтобы попасться в собственные сети…
Анжелика смотрела на звезды. Она предпочитала видеть их маленькими и переливающимися, словно драгоценности на черном бархате, а не увеличенными подзорной трубой.
Что искал Осман Ферраджи в этом скоплении далеких миров?
Увы, ее мозг не способен к такой заумной науке. К тому же находиться в башне, лежа рассматривать звездное небо над собой — все это напоминало давние ночи в Тулузе. Тогда ее муж, граф де Пейрак, тоже, бывало, приводил ее в свою лабораторию и старался объяснить некоторые из своих работ. Какой глупой она показалась бы ему сейчас! Наверное, им лучше бы никогда более не видеть друг друга. Душа ее так устала, так жестоко разочарована… Жизнь низвела ее на такой заурядный уровень, что напрасно было бы мечтать вновь подняться и стать прежней. Кто она теперь? Простая женщина…
Женщина, не имеющая другого выбора, как уступить Мулею Исмаилу или глупо умереть из упрямства. Отдаться королю Франции или стать изгнанницей… Продаться, чтобы не быть преданной… Ударить, чтобы не раздавили… Неужели нет выхода? Жить!.. Она подняла лицо к огромному свободному небу… Господи, жить! Не задыхаться вечно между унижением и смертью!..
Если бы только пленники согласились помочь ей бежать! Но теперь, когда Савари больше нет, они не станут заниматься ею. Зачем им такая помеха, как женщина? И все же, если она сумеет завладеть ключами от маленькой двери и выйдет за первую стену гарема, неужели Колен Патюрель откажется взять ее с собой?.. Нет-нет, она умолит его! Она встанет на колени… Но как же добыть ключ? Ключ, что хранится только у Верховного евнуха и Лейлы Айши?..
— Почему ты сбежала?..
Анжелика вздрогнула. Она забыла о присутствии Верховного евнуха, о его опасной способности читать чужие мысли. Она уже открыла рот, чтобы ответить что-нибудь, но промолчала, заметив, что он не смотрит на нее. Он говорил как бы самому себе, а его вопрошающий взгляд был устремлен к звездам.
— Почему ты бежала из Кандии?
Он задумчиво обхватил подбородок рукой и закрыл глаза.
— Почему ты оставила этого пирата-христианина, который купил тебя, Рескатора?
Его голос был так странен, так взволнован, что Анжелика ощутила внезапную растерянность.
— Говори! Зачем ты сбежала? Ты не догадалась, что судьба этого человека и твоя соединены? Отвечай… Ты ведь почувствовала это?
Теперь он смотрел на нее, и голос его стал повелительным. Она робко пробормотала:
— Да, почувствовала.
— Ох, Фирюза! — вскричал он почти горестно. — Помнишь, что я тебе говорил? Нельзя насиловать свою судьбу, и если она тебе дает знак, предупреждающий о ее велениях, пренебрегать им непозволительно. Путь этого человека пересекает твой и… мне не все дано видеть, Фирюза. Мне следовало бы заняться бесконечными расчетами, чтобы прояснить самую странную в мире историю, которую я читаю по звездам. Знаю только, что этот человек той же расы, что и ты…
— Вы хотите сказать, что он француз? — спросила она застенчиво. — Говорили, что он испанец или даже марокканец…
— Это мне неизвестно. Я хочу сказать… Он той же, еще неведомой миру расы, что и ты.
Он опять отвернулся. Его руки чертили в воздухе странные линии, и с уст срывалось бессвязное бормотание:
— …Независимая спираль… соединяется с другой, и она…
Он быстро заговорил по-арабски. Старый помощник записывал, покачивая своим тюрбаном из зеленого муслина.
В полном смятении Анжелика пыталась понять смысл их речей. По лицам, по движениям, когда они манипулировали компасами и глобусами, что-то сверяя с ними, она пыталась понять значение приговора, от которого зависела ее жизнь.
Только что она была далека от мысли о Рескаторе. Его образ уже стерся в памяти, а неистовое столкновение с Мулеем Исмаилом и подавно отодвинуло давние впечатления на задний план. И вдруг у нее перехватило горло от воспоминания о черной маске.
Видя, что Осман Ферраджи по-новому располагает телескоп, она осмелилась спросить:
— Вы его знали, Осман-бей? Он такой же волшебник, как и вы, не правда ли?
Он медленно покачал головой.
— Может быть, но его магия из другого источника, чем моя… Да, я действительно встречался с этим христианином. Он говорит по-арабски и на многих других языках, но его речи темны для меня. Я чувствую себя с ним, как человек прошлого с путешественником, что прибыл из неведомых краев с грузом, питающим будущее. Кто может его принять? Кто поймет его? Поистине никто еще его не слышит…
— Но ведь это обыкновенный пират! — возмущенно воскликнула она. — Презренный торговец серебром…
— Он ищет свой путь в мире, который отторгает его. И он будет идти, пока не найдет своего пристанища. Неужели и ты не можешь этого понять, ты, изведавшая столько разных судеб? Ты сама тоже тщишься обрести свое истинное лицо…
С головы до ног Анжелику охватила дрожь. Нет! Этого не может быть! Верховный евнух не может знать ее жизни. Неужели он прочел ее по звездам?.. С ужасом она взглянула на небо. Ночь была ясна и полна аромата. Дующий из пустыни ветерок пропитывался запахами мекнесских садов. Ночь, подобная любой другой, но здесь, на башне Мазагреб, она наполнялась тревожными дуновениями. Анжелике хотелось сбежать отсюда, оставить чернокожего мага в окружении диковинных приборов и его очкастого писца, со скрипом выводящего свои кабалистические знаки, похожего на суетливое насекомое.
Она больше ничего не хотела знать! Она устала. Но продолжала сидеть неподвижно, бессильная оторвать глаза от медленного движения трубы телескопа, направленного в небосвод.
Наука Османа Ферраджи приподнимала завесу, скрывающую Невидимое. Что он еще сообщит?.. Внезапно его лицо приобрело пепельный оттенок, что для него значило побледнеть, и он взглянул на нее с выражением почти испуганным, как если бы увидел бедствие, вызванное им самим.
— Осман-бей, — вскричала она, — что вы прочли по звездам?
Долгое молчание было ей ответом. Верховный евнух прикрыл глаза.
— Зачем ты убежала от Рескатора? — прошептал он наконец. — Он был единственным мужчиной, достаточно сильным, чтобы соединиться с тобой… и, может быть, Мулей Исмаил, но… я теперь не знаю, было бы ли это к лучшему! Мужчинам, добивающимся тебя, ты несешь смерть…
Она тоскливо вскрикнула и, сложив руки, взмолилась:
— Нет, Осман-бей, нет, не говорите этого!
Получалось, что это по ее вине пролилась кровь мужа, которого она любила! Она склонила голову, как приговоренная, зажмурилась, чтобы прогнать видение других лиц из ее прошлого.
— Ты приносишь им смерть или поражение, ты несешь страдание, которое лишает их вкуса к жизни. Надо обладать исключительной силой, чтобы избежать этого. Всему виной твое упрямое стремление туда, куда никто не может последовать за тобой… Тех, что слабы, ты оставляешь в пути. Сила, которую вложил в тебя Аллах, не позволит тебе остановиться, пока не достигнешь места, куда должна прийти.
— Где же оно, Осман-бей?
— Не знаю. Но пока ты не достигнешь его, тебе суждено сокрушать все на своем пути. Все, вплоть до собственной жизни… Я хотел управлять этой силой, но обманулся. Она не из тех, какие можно укротить. Ты сама о ней почти ничего не знаешь. От этого ты не менее опасна…
Анжелика, вконец измученная, расплакалась.
— Ох, Осман-бей, я теперь хорошо вижу: вы жалеете, что не дали мне умереть под пытками! Для чего вам понадобилось сегодня смотреть на звезды? Зачем?.. Вы были мне другом, а теперь говорите такие ужасные вещи.
Голос Верховного евнуха смягчился. Он вгляделся в ее лицо, искаженное жестоким смятением.
— Не плачь, Фирюза. Здесь нет твоей вины. Это вне тебя. Ты не приносишь несчастья. Ты даришь, счастье. Но люди слишком слабы, им не по плечу твои дары. Тем хуже для них. Но я по-прежнему твой друг. Увы, тем хуже для меня. Отвратив твою смерть, я хотел избавить Мулея Исмаила от неведомого наказания, но безопасно ли это для меня, кто знает? Теперь мне придется совершить нечто ужасное, такое, что превышает человеческие силы. Я должен бороться против того, что предначертано. Противостоять самой судьбе, чтобы ты не оказалась сильнее меня.