Анжелика и Дьяволица. Часть 2. Глава 6 - читать онлайн
Священник… Нужно посоветоваться со священником.
Эта мысль не оставляла Анжелику все то время, пока она поднималась на холм в поисках отца де Вернона. Ей казалось, что человек, принявший святой сан, отмеченный печатью избранности, которая отличает служителей Господа от остальных смертных, скорее разберется в том, что с ней произошло. Она чувствовала потребность все ему рассказать, но не знала, хватит ли у нее решимости.
Что толкало Анжелику на такой поступок? Отец де Вер-нон появился здесь, потом исчез, но она постоянно ощущала его присутствие в Голдсборо. На самом деле он никуда не исчезал, а только порой углублялся в лес, чтобы проповедовать христианство в индейских поселениях, но его дом остался на побережье.
На высоком обрывистом берегу, мысом уходящем в море, между портом и маленькой бухтой, заросшей водорослями, появились исповедальня, домик из древесной коры и бревенчатый алтарь, у которого отец де Верной каждый день служил мессу.
Впрочем, вряд ли иезуит был дома в такой час. И чего она ждала от разговора с ним?
На самом деле Анжелика знала, что ей было достаточно лишь увидеть этого человека, с которым она некоторое время прожила бок о бок. Возможно, она и не расскажет ему о своих сомнениях, но воспоминания о своем монастырском детстве, прошедшем в молитвах и религиозных шествиях, настойчиво влекли ее навстречу отцу де Вернону. Он был настоящим священником. Ценой своего аскетизма, целомудрия, уединения он научился постигать таинственные законы, управляющие человеческими поступками.
Видимо, собираясь надолго обосноваться в этих краях, отец де Верной водрузил возле дома крест, словно желая отметить таким образом свои владения. Жилище иезуита находилось, как между молотом и наковальней, между католической и протестантской общинами Голдсборо. Кроме того, с мыса открывался вид на лагерь Шамплен и на поселение индейцев. Деревянный крест поднимался ввысь, отчетливо выделяясь на фоне неба, которое просвечивало между деревьями. Зажатую между морем и лесом хижину окружали несколько темно-зеленых кедров, вязов и дубов, уходящих стволами в заросли пурпурного иван-чая — все это могло бы послужить отменной декорацией для шекспировской трагедии. Площадка, на которой расположились домик, крест, исповедальня и алтарь, густо заросла можжевельником и какими-то цветами с горьковатым запахом.
Выйдя из кольца деревьев, можно было услышать шум моря, а когда временами волны достигали подножия берегового утеса, снежная пена вздымалась до самой его вершины, словно какой-то любопытный зверь хотел на миг заглянуть в неведомый ему мир.
У порога дома сидел маленький швед и вырезал свирель.
Анжелика увидела, что отец де Верной стоит на самом краю скалистого обрыва.
Его черная сутана выделялась на фоне темно-синего неба с белыми барашками облаков. Босой, он стоял у обрыва крепко и уверенно, не обращая внимания на брызги волн, разбивавшихся о камни.
Подходя к нему, Анжелика заметила, что его лицо обращено в сторону Голдсборо, который был виден отсюда как на ладони — со своей бухтой, портом и домами из светлого дерева.
Иезуит был неподвижен: он напряженно вглядывался вдаль, словно стараясь разгадать тайну поселка, повторяющего своими очертаниями береговую линию.
Он не услышал шагов Анжелики, которая вдруг догадалась, что священник размышляет о знаменитом видении квебекской монахини и сравнивает его со своими впечатлениями.
Отец де Верной обернулся, и Анжелика улыбнулась ему немного разочарованно:
— Это именно Голдсборо? Вы считаете, что именно Голдсборо предстал в видении сестры Мадлены? Голдсборо, который она могла видеть не иначе, как во сне?
Иезуит посмотрел на Анжелику нарочито холодным, бесстрастным взглядом. Анжелике было хорошо известно. — и она в этом не раз убеждалась на своем печальном опыте — что они живут в эпоху религиозного засилия, давления власти и строжайшей морали. И она чувствовала, что бессильна заставить отца де Вернона поверить в правду о Голдсборо, который, даже дав приют гугенотам, вмещал в себя всю сущность эпохи, желая, вопреки тайному противодействию, доказать свое право на счастье, богатство и любовь.
— Почему именно Голдсборо? — вздохнула Анжелика.
— А почему бы и нет? — возразил священник.
— Почему бы и нет?
Отец де Верной пошел ей навстречу, удаляясь от края обрыва. При виде его непроницаемого лица, надменной походки и холодного взгляда в душу Анжелики закралось сомнение: «С каким коварством и умом расставлены против нас ловушки! Это мог сделать как раз такой человек, из касты священников, призванных служить Господу Богу, используя все свои знания, умение влиять на людей, играть на их слабостях и страхах, чтобы любой ценой, не останавливаясь ни перед чем, достичь святой цели — привести свою паству к вечному спасению, сохранить римско-католическую апостольскую Церковь и, по возможности, распространять по всему миру ее учение».
А если он и есть их тайный враг?! И не стоит ли за его спиной фанатик
— отец д'Оржеваль?! Анжелика не могла забыть, что именно отец де Верной пришел за ней на корабль Золотой Бороды. По чьему наущению? По чьему приказу?
Но тут перед ее мысленным взором предстал Джек Мэуин, жующий табак и ловко управляющийся с парусом, и ее опасения стали рассеиваться.
Мог ли быть ее врагом человек, который спас ее, когда она тонула, вынес из воды на руках и приготовил горячий суп, чтобы поддержать ее силы?
Даже если он получил на ее счет строгие указания, он был достаточно независим — Анжелика это чувствовала — чтобы истолковать их по-своему. Нужно набраться смелости, вызвать его на откровенность и постараться узнать его намерения.
Анжелика с вызовом посмотрела на иезуита:
— Так каковы ваши предчувствия? Может ли Дьяволица появиться в Голдсборо?
— Да! Я думаю, да, — ответил он, глядя Анжелике прямо в глаза.
Она почувствовала, что бледнеет.
— Так, выходят, вы тоже наш враг?
— Кто вам это сказал?
— Вы выполняете приказы отца д'Оржеваля, не так ли? Он поклялся погубить нас. Он послал вас шпионить за нами, препятствовать нашим начинаниям, расстраивать наши планы, и вероятно, если представится возможность, помочь нашей гибели… Я помню…
Анжелика отпрянула и в отчаянии закричала:
— Вы тогда смотрели, как я умираю! Да! Когда я тонула у мыса Монеган, вы смотрели, как я умираю… Я знала! Я прочла это в ваших глазах, когда вы отказались протянуть мне руку, чтобы помочь… Скрестив руки, вы ждали, чтобы море довершило свое злодеяние. Но одно дело решить по чьему-то приказу: «Этот человек должен умереть…» и совсем другое, видеть, как он бьется в агонии. Вы не выдержали.
Отец де Верной невозмутимо слушал, пристально глядя на Анжелику. Когда она замолчала, едва переводя дыхание, он спокойно произнес:
— Могу ли я узнать, сударыня, о цели вашего сегодняшнего визита?
— Я боюсь, — с этими словами Анжелика порывисто протянула к иезуиту руки. Неожиданно для нее он властно взял ее руки в свои:
— Это хорошо! Я счастлив, что вы пришли ко мне, невзирая на черные замыслы, которые вы мне приписываете. Я весь в вашем распоряжении и постараюсь вас успокоить. Так что же происходит?
Анжелика не знала, что ответить. Жест Мэуина был столь неожиданным.., и доверительным.
Она с тревогой взглянула на него, пытаясь понять, что движет этим непостижимым человеком, каковы его тайные цели?
Огромная волна разбилась о подножье скалы, и целый сноп пенных брызг взлетел на невиданную высоту и окутал их соленым, сверкающим облаком дождинок.
Они сделали несколько шагов назад. Теперь Анжелика сомневалась, стоит ли все рассказывать.
Если она поделится своими подозрениями, что в Голдсборо готовится какой-то опасный заговор, то тем самым она лишь упрочит дурную репутацию поселения, которое и без того считается еретическим, дьявольским и повинным во всех грехах.
Анжелика покачала головой.
— Я не знаю, что здесь происходит, но чувствую, что кто-то настойчиво и решительно добивается нашей гибели. У меня опускаются руки. Кому нужна наша смерть? Если бы я знала, я могла бы защититься. Быть может, отцу д'Оржевалю? Если вы знаете, прошу вас, Мэуин, скажите мне! Кто вас предупредил, что я нахожусь на корабле Золотой Бороды, по чьему приказу вы пришли туда за мной? Ведь между моим пленением и вашими действиями во Французском заливе существовала какая-то связь.
Отец де Верной ничего не отрицал, но и не выражал согласия. Анжелика чувствовала, что он тоже мысленно сопоставляет какие-то известные ему факты и что он лучше осведомлен о тайнах, которые ее окружают, но пока не решается рассказать ей о результатах своих раздумий. Может быть, он ее опасается? Или делает то, что хотят их враги? Или он сам — один из этих врагов?
— Английские пуритане, французские еретики, пираты без чести и совести, искатели приключений, готовые на все, — вот оно, население Голдсборо, — неожиданно заговорил священник. — И как, по-вашему, такое гнездо разврата может процветать и не вызывать недоверия Канады, которая соседствует с ним через Акадию?
— Так кажется лишь на первый взгляд, — возразила Анжелика. — Вы сами могли убедиться, что у нас живут в основном трудолюбивые, патриархальные семьи, и, несмотря на недавнее появление здесь пиратов, которые, впрочем, решали исправиться, в Голдсборо царит вполне благопристойная атмосфера. Конечно, люди иногда устраивают себе праздники, да вы и сами не погнушались и развлекли нас недавно. Что до английских пуритан, то вам прекрасно известно, что это беженцы из Новой Англии, которые спасаются от резни и ждут, когда все успокоится, чтобы снова вернуться домой. Так почему вы отказываете этим женщинам и детям в праве на жизнь? Дайте им спокойно жить, святые отцы! Разве не довольно тех, кто погиб по ту сторону Французского залива? О! Мэуин, — с болью продолжала Анжелика, — вспомните маленьких английских ребятишек с острова Лонг, которые пришли спеть нам песню о раковинах! Теперь они погибли… Говорят, что острова залива Каско попали в руки абенаков…
— Ну нет! Тут вы как раз ошибаетесь, — прервал ее отец де Верной. — Они не погибли. Индейцы все еще не напали на острова, и английские ребятишки, которых вы тут оплакиваете, наверняка ищут свои раковины и поют песни. Скоро они вернутся на свои фермы в Новую Англию. И все это благодаря вам или из-за вас — все зависит от того, с какой стороны посмотреть.
— Что вы хотите этим сказать?! — вскричала Анжелика, ошеломленно глядя на иезуита.
— Что исчезновение, а точнее, бегство Пиксарета спутало все планы, подорвало дух отрядов, осаждавших поселения Новой Англии. Индейская война угасла, как головешка в воде. Уже после его исчезновения на Андроскоггине, племена, которые он вел с севера, рассеялись и стали подниматься вверх по Кеннебеку, увозя с собой заложников.
Перед племенами, которые ждали его на юге, он появился лишь ненадолго, предпочитая следовать за вами в ваших странствиях, нежели вести в бой свои отряды. Потом он стал ждать «Белую птицу». Увидев, что вы находитесь на этом корабле, он добрался до Пентагуета и стал нас дожидаться. Без этого великого воина Акадии в наших краях не могут идти никакие индейские войны. После нескольких стычек с противником индейцы, сторонники французов, отказались от преследования. Итак, вы удовлетворены делом рук своих? Мне кажется, да.
Отец де Верной заметил, как просветлело лицо Анжелики. Известие о том, что дети с острова Лонг спаслись, и в самом деле принесло ей такую радость и облегчение, что внезапный румянец заиграл на ее лице.
— Какое счастье! — глаза Анжелики сияли. — Так они живы! Слава Богу!
Поглаживая подбородок, иезуит наблюдал за Анжеликой, и в его глазах заплясали веселые искорки.
— Признайтесь, сударыня, что отец д'Оржеваль вправе сердиться на вас за вашу необъяснимую власть над людьми: выходит, что успех военной кампании зависит целиком от вашей воли; Крещеный Великан, его любимый сын, бессовестно пренебрегает своим долгом вождя в священной войне только потому, что встречает Даму Серебряного озера. Так вас зовут в Квебеке. В этом городе о вас ходят разные слухи. Тем, кто вас не знает, ваше влияние на такого несговорчивого индейца, как Пиксарет, действительно может показаться сверхъестественным, тем более, что всем известно, как трудно иметь дело с капризными, непредсказуемыми краснокожими.
Отцу д'Оржевалю, правда, пришлось столкнуться с весьма неприятными переменами взглядов некоторых из его сторонников. Особенно тяжело он переживал измену своего лучшего друга — вы его знаете — господина де Ломени-Шамбора, который с некоторых пор стал вашим страстным поклонником. И после этого вы хотите, чтобы отец д'Оржеваль не видел в вас опасного врага? Прибытие господина де Пейрака на побережье подрывает основы всех наших начинаний в Акадии, а ваше присутствие рядом с ним как по волшебству лишает отца д'Оржеваля самых верных его помощников.
— Но почему он убежден, что мы приносим ему вред? Мы лишь хотим найти уголок, где можно спокойно жить.
Мир велик, Америка необъятна, в ней много пустующих земель. Мы никому не желаем зла. Чем же мы ему мешаем?
— Вы подаете пример, который не вяжется с правилами, кои он хочет здесь распространить. Канадцы богобоязненны, в этом вы правы. Они со всем усердием осваивают этот божественный край, но при этом с большим рвением охотятся и обменивают меха, нежели обрабатывают поля под сенью церквей. Они не противятся влиянию нечестивцев, которые живут многие месяцы без исповеди и причастия.
Вы же искушаете их. Они тянутся к вам, находя у вас лучший скобяной товар и возможность выгодно торговать с врагом, не пачкая при этом руки. Вы думаете, я слеп и не вижу в окрестных вигвамах множество французов, по которым плачет виселица? Люди по природе своей грешники. Они прежде всего ценят удовольствия. Англичане хотят молиться на свой еретический манер и сделают все, чтобы завоевать это право. Французы хотят бегать по лесам и обогащаться, торгуя мехами…
— А в чем находят удовольствие святые отцы? Прерванный на полуслове, иезуит немного помолчал, затем решился ответить:
— Обращать к Церкви заблудшие души и сохранять для нее те, которыми она уже владеет. И делать это любой ценой.
От одной из волн, разбившихся о скалу, отделилось целое облако пены. Словно в неистовом гневе оно взлетело ввысь, рассыпалось на тысячи брызг на фоне лазоревого неба и опало поодаль. Но следующая волна перехлестнула через край утеса, в мгновение ока оказалась возле Анжелики и священника и окутала их ноги до самых лодыжек.
— Уйдем отсюда, — сказал отец де Верной. — Начался прилив. Мы-то с вами знаем, как коварно море у берегов Америки.
Он взял Анжелику под руку и увлек за собой.
Минуту они шли рядом, не произнося ни слова, по еле заметной тропинке, которая вилась в густой траве. Сиренево-красный ломкий иван-чай ласково касался их ног.
Отец де Верной заботливо поддерживал Анжелику под локоть, она ощущала тепло его руки. Решительно, он вел себя не как обыкновенный иезуит.
Он словно отпускал ей грехи, повинуясь гуманной и чувствительной стороне своей натуры. Так было у Монегана, когда она внезапно поняла, что отец де Вернон видит в ней человека, который нуждается в спасении, защите, пусть даже Ценой его собственной жизни. Таковы эти люди, непреклонные Духом. Любовь к человеку рождается в их сердцах из любви к сыну божьему. Но как трудно непосвященным понять всю глубину их тайных чувств!
Думая так, Анжелика совсем не ожидала коварного удара, который внезапно нанес ей иезуит своими словами:
— Вам не удастся уцелеть! Ваши начинания обречены на провал. В какую бы глушь вы ни прятались, преступная жизнь сама несет в себе наказание.
— О ком вы говорите?
— О вас, сударыня, о ваших прошлых преступлениях.
— О моих прошлых преступлениях? — повторила Анжелика.
Кровь застучала в ее висках.
— Вы преступаете границы, Мэуин! — вскричала она, выдергивая руку, которую иезуит все еще не выпускал. Глаза Анжелики зажглись гневом. — Что вы знаете о моем прошлом, чтобы осмеливаться называть меня преступницей?! Я не преступница.
— В самом деле? — с иронией переспросил он. — Вы мне еще не то скажете! Может быть, в нашем королевстве женщин клеймят цветком лилии в знак их особой добродетели? При всем несовершенстве нашего правосудия, я не верю в то, что оно до такой степени непоследовательно…
Анжелика почувствовала, как краска отхлынула от ее лица.
С какой покорностью и наивностью она устремилась в расставленную ловушку! Как она могла подумать, что он забыл об этом?! Кроме графа де Пейрака, на свете были два человека, знавших о том, что она отмечена клеймом лилии:
Берн, который присутствовал при наказании в судебной камере в Маренне, и этот иезуит, который спас ее у Монегана. Она помнит его руки на своем теле: он растирал ее, чтобы привести в чувство. Именно тогда он мог увидеть на ее обнаженной спине позорное клеймо. Анжелика поняла, что ей необходимо объясниться. Она не видела иного выхода: либо все ему рассказать, либо оставить все, как есть, и тогда отец де Верной будет исходить из ложных домыслов, которые приведут к недоразумениям и опасному разладу их с Новой Францией.
Да! Он был таким же иезуитом, как и все! Безжалостным противником! С «ними» нельзя переоценивать собственные силы.
Анжелика подумала, что у нее, наверное, сейчас такой же растерянный вид, как у мистера Уилаби, когда тот получил предательский удар от отца де Вернона. При этой мысли она не смогла удержаться от улыбки.
— Отец мой, — сказала она, прямо глядя ему в глаза, — несмотря на столь малое уважение, которое вы ко мне питаете, — и я признаю, что тайна, обладателем которой вы стали, дает вам такое право, — неужели вы считаете меня способной на святотатство? Я хотела сказать, могу ли я, по-вашему, лгать на исповеди, преследуя какие-либо гнусные цели?
— Нет, — горячо ответил священник, — я не верю, что вы на это способны!
— В таком случае… Не хотите ли вы, святой отец… Не хотите ли выслушать мою исповедь?