Анжелика. Часть 1. Глава 9 - читать онлайн

Невзирая на грозное предупреждение, в дверях появился лакей.

— Да простит меня его высочество! В замок только что пришел монах и настоятельно просит свидания с его высочеством принцем Конде. Маркиз дю Плесси счел необходимым незамедлительно направить монаха к его светлости.

— Пусть войдет! — помолчав, буркнул принц.

Он подошел к секретеру черного дерева, который стоял у окна, и открыл его.

Лакей ввел в комнату новое действующее лицо — монаха в сутане с капюшоном. С поразительной гибкостью отвесив на ходу несколько поклонов, монах подошел к принцу.

Он поднял голову, открыв свое смуглое лицо, и устремил на принца томный взгляд черных удлиненных глаз.

Появление духовного лица, казалось, ничуть не смутило женщину, лежавшую на постели. Она продолжала беспечно есть персики и только накинула на бедра шаль.

Принц, склонившись к секретеру, доставал из него большие конверты, запечатанные красным сургучом.

— Отец мой, — сказал он, не оборачиваясь, — вас прислал мессир Фуке?

— Да, лично он, ваше высочество.

Монах добавил еще какую-то фразу на непонятном певучем языке, Анжелика решила, что на итальянском. По-французски он говорил с легким акцентом, как-то по-детски пришепетывая, что, впрочем, придавало его речи некоторое очарование.

— Можно вполне обойтись и без пароля, синьор Экзили, — сказал принц Конде, — я и так узнал вас по приметам и по синему пятнышку в уголке глаза. Значит, вы и есть самый искусный в Европе специалист в столь трудной и тонкой науке, как яды?

— Ваше высочество мне льстит. Я лишь улучшил кое-какие рецепты, доставшиеся мне в наследство от флорентийских предков.

— О, итальянцы — мастера на все руки, — воскликнул принц Конде.

Он разразился смехом, который скорее напоминал ржание, но тут же его лицо снова приняло жесткое выражение.

— Эта вещь у вас с собой?

— Вот она.

Капуцин вынул из своего широкого рукава резной ларец ценного дерева и приложил палец к какой-то завитушке.

— Вот, смотрите, ваше высочество, надо только ногтем поддеть шею этого славного человечка с голубкой на ладони.

Крышка ларца отскочила. На атласной подушечке поблескивал стеклянный пузырек, наполненный жидкостью изумрудного цвета. Принц Конде осторожно взял его в руки и посмотрел на свет.

— Римский купорос, — тихо сказал отец Экзили. — Действует медленно, но наверняка. Я предпочел его сулеме, которая приводит к скорой смерти, всего через несколько часов. Из слов мессира Фуке я понял, что вы лично, ваше высочество, как и ваши друзья, сочли бы нежелательным, чтобы у близких той особы возникли слишком определенные подозрения. А этот состав вызовет у интересующего нас лица недомогание, которое может продолжаться целую неделю, и смерть будет выглядеть вполне естественной, ну, скажем, от воспаления желудка из-за залежавшейся дичи или любой другой несвежей пищи. Недурно было бы подать этой особе к столу мидии, устрицы или еще какие-нибудь ракушки. Они иногда вызывают опасные для жизни отравления. Свалить на них внезапную смерть — это уже проще простого.

— Благодарю вас, отец мой, за весьма ценные советы.

Принц Конде не сводил глаз с бледно-зеленого пузырька, и взгляд его горел ненавистью. Анжелика почувствовала мучительное разочарование: бог любви, спустившись на землю, утратил свою красоту и сейчас внушал ей страх.

— Будьте осмотрительны, ваше высочество, — продолжал отец Экзили, — с этим ядом надо обращаться с крайней осторожностью. Когда я изготовляю его, я надеваю стеклянную маску. Достаточно одной капле попасть на кожу, к примеру на руку, и она будет разъедать ее до тех пор, пока не изгложет совсем. Если вам не представится случай лично накапать это снадобье в еду интересующей вас особы, то внушите слуге, которому это будет поручено, что он должен действовать аккуратно и умело.

— Мой лакей, который ввел вас сюда, заслуживает полного доверия. Мне удалось сделать так — и это большая удача для меня, — что особа, о которой идет речь, его не знает. И я думаю, мне не составит труда приставить к ней этого слугу.

Принц бросил насмешливый взгляд на низкорослого монаха.

— Я полагаю, синьор Экзили, что, посвятив жизнь такого рода искусству, вы не слишком щепетильны. И тем не менее, что вы скажете, если я признаюсь вам, что яд предназначается одному из ваших соотечественников, итальянцу из Абруцц?

Тонкие губы Экзили растянулись в улыбке. Он снова поклонился.

— Я считаю своими соотечественниками только тех, кто умеет оценивать мои услуги по их действительной стоимости, ваше высочество. Пока что мессир Фуке из парижского парламента более щедр ко мне, нежели некий итальянец из Абруцц, которого я тоже знаю.

По комнате снова разнеслось ржание принца Конде.

— Браво, брависсимо, синьор! Люблю иметь дело с такими людьми, как вы.

Он осторожно положил пузырек на атласную подушечку. Наступило молчание. Синьор Экзили с удовлетворением и даже, пожалуй, с известной долей тщеславия любовался своим творением.

— Хочу добавить, ваше высочество, что эта настойка хороша еще тем, то она не имеет запаха и почти безвкусна. Она не придает пище, в которую ее добавляют, никакого привкуса, и если даже данная персона будет особенно придирчива к еде, то она сможет лишь упрекнуть повара за избыток специй.

— Да, вы ценнейший человек, — задумчиво проговорил принц.

Немного нервозным жестом он взял с доски секретера запечатанные конверты.

— А вот что я должен передать вам в обмен для мессира Фуке. В этом конверте находится письмо маркиза д'Окенкура, вот письмо мессира де Шаро, маркиза дю Плесси, маркизы дю Плесси, графини де Ришвиль, герцогини де Бофор, герцогини де Лонгвиль. Как видите, дамы менее ленивы… или менее щепетильны, чем мужчины.

У меня пока еще нет писем мессира де Money, маркиза де Креки и еще кое-кого…

— И вашего.

— Совершенно справедливо. Вот оно. Я только что его закончил и еще не поставил своей подписи.

— Не соблаговолит ли ваше высочество оказать мне любезность и прочитать письмо; чтобы я мог проверить, правильно ли оно составлено. Мессир Фуке настаивает, чтобы письма были написаны согласно форме.

— Ну что ж… — еле заметно пожав плечами, сказал принц.

Он взял в руки листок и начал читать вслух:

«Я, нижеподписавшийся, Людовик II, принц Конде, заверяю мессира Фуке, что всегда буду верен только ему и никому другому, буду подчиняться только ему и никому другому, не делая ни для кого исключения, и обязуюсь предоставлять в его распоряжение мои города, укрепления и все прочее по первому его требованию.

Залогом чему служит это письмо, которое написано и подписано собственноручно мной, по моей собственной воле, даже без каких-либо пожеланий с его стороны, ибо он с доверием отнесся к моему слову, которое я ему дал.

Писано в Плесси-Бельер, 20 сентября 1649 года».

— Подпишите, ваше высочество, — сказал отец Экзили, и из-под капюшона блеснули его глаза.

Конде поспешно, словно торопясь покончить с неприятным делом, схватил с секретера гусиное перо, отточил его и поставил свою подпись под письмом. Монах тем временем зажег светильник из позолоченного серебра. Принц растопил на огне красный воск и запечатал послание.

— Все остальные письма составлены по тому же образцу и подписаны, — заключил он. — Думаю, ваш господин будет удовлетворен и докажет нам это на деле.

— Можете не сомневаться, ваше высочество. Однако я не могу покинуть замок прежде, чем получу в собственные руки остальные письма, на которые вы мне подали надежду.

— Ручаюсь вам, они будут у меня до полудня завтрашнего дня.

— В таком случае до тех пор я остаюсь под этой кровлей.

— Наш друг маркиза дю Плесси распорядится, чтобы вас устроили на ночь, синьор. Я просил предупредить ее о вашем прибытии.

— Но пока, я думаю, было бы благоразумнее запереть письма в ларец с секретом, который я вам вручил. Замочек хорошо скрыт, и для них нет более надежного убежища от нескромных глаз.

— Вы правы, синьор Экзили. Чем больше я слушаю вас тем больше убеждаюсь, что заговоры — своего рода искусство, требующее опыта и практики. А я всего-навсего воин и не скрываю этого.

— Прославленный воин! — воскликнул итальянец, отвешивая поклон.

— Вы мне льстите, отец мой. Но признаюсь, я был бы не прочь, чтобы монсеньор Мазарини и ее величество королева разделяли ваше мнение. Но как бы то ни было, мне думается, что военная тактика, пусть она грубее и поле ее действия обширнее, все же чем-то напоминает эти изощренные приемы интриги. И там и тут важно разгадать замыслы противника.

— Ваше высочество говорит так, словно его учителем был сам Макиавелли.

— Вы мне льстите, — повторил принц. Однако лицо его просветлело.

Экзили приподнял в ларце шелковую подушечку и показал принцу, как подсунуть под нее компрометирующие письма. Затем ларец был убран в секретер.

Как только итальянец ушел, принц Конде достал ларец и с любопытством ребенка снова раскрыл его.

— Покажи, — шепотом попросила лежавшая на кровати женщина и протянула руку.

Она ни разу не вмешалась в разговор и, казалось, целиком была поглощена тем, что одно за другим нанизывала на пальцы свои кольца. Но, судя по всему, она не пропустила ни единого слова.

Принц подошел к кровати, и они вдвоем стали разглядывать пузырек с изумрудной жидкостью.

— Ты думаешь, этот яд на самом деле такой страшный, как он сказал? — прошептала герцогиня.

— Фуке утверждает, что нет на свете более искусного аптекаря, чем этот флорентиец. Все равно без Фуке нам не обойтись. Ведь это по его почину парижский парламент снесся в апреле с испанцами. Испанское вмешательство, хотя оно никому не по душе, помогло, однако, Фуке связаться с его католическим величеством. Я не смогу содержать свою армию без его помощи.

Дама откинулась на подушки.

— Итак, кардинала Мазарини уже можно считать мертвым, — медленно проговорила она.

— Пожалуй, да, ведь сейчас я держу в руках его смерть.

— А ведь говорят, будто королева-мать иногда обедает вместе с тем, кого она так обожает?

— Говорят, — помолчав, согласился принц Конде. — Но нет, ваш план не годится, душенька. Мне пришел в голову другой ход, более ловкий и более верный. Кем станет королева-мать, лишившись своих сыновей?.. Испанке не останется ничего другого, кроме как удалиться в монастырь и там оплакивать своих детей.

— Отравить короля? — вздрогнув, спросила графиня.

Принц весело заржал и, подойдя к секретеру, спрятал в него ларец.

— Вот они, женщины! — воскликнул он. — Подумаешь, король! Красивый мальчик, полный юношеского смятения, который, кстати, в последнее время, встречаясь с вами при дворе, смотрит на вас по-собачьи, преданными глазами. Вот кто король для вас. А для нас он — опасное препятствие, стоящее на пути к выполнению всех наших планов. Что же касается младшего брата короля, этого испорченного юнца, которому уже сейчас доставляет удовольствие переодеваться девчонкой и липнуть к мужчинам, то его еще труднее представить себе на троне, чем вашего августейшего девственника… Нет, поверьте мне, в лице принца Орлеанского, который столь же безнравствен, сколь его брат Людовик XIII был добродетелен, мы получим именно такого короля, какой нам нужен. Он богат и бесхарактерен. Что нам еще надо? Душенька, — продолжал Конде, заперев секретер и сунув ключик от него в карман халата, — мне кажется, нам пора выйти к гостям. Скоро подадут ужин. Хотите, я прикажу позвать Манону, вашу горничную?

— Я была бы вам очень благодарна, мой дорогой.

Все тело Анжелики затекло от неудобной позы, и она отступила по карнизу немного назад. У нее мелькнула мысль, что отец, пожалуй, ищет ее, но она не решалась покинуть свой насест. В спальне при помощи слуг принц и его любовница облачались в свои пышные наряды. Слышен был лишь шелест шелка да время от времени проклятия его высочества — принц Конде не отличался терпеливостью.

Отведя глаза от светлого четырехугольника раскрытого окна, Анжелика не могла ничего разглядеть вокруг — ее окружала густая ночь, наполненная шепотом близкого леса, по которому гулял осенний ветер.

Она опять обернулась к окну и вдруг поняла, что комната пуста. Там по-прежнему горел ночник, но теперь, как некогда, все вновь дышало в ней тайной.

Девочка осторожно подобралась к окну и скользнула в комнату. Аромат румян и духов здесь как-то странно смешивался с благоуханием ночи — запахом лесной сырости, мха и спелых каштанов.

Анжелика сама еще не вполне осознавала, что собирается сделать. Ее могли застать здесь, но это не пугало ее. Это был всего лишь сон, сказка. Такая же, как бегство в Америки, безумная дама из Монтелу, преступления Жиля де Реца…

Проворно вытащив из кармана халата, небрежно брошенного на спинку стула, ключик, она отперла секретер и достала ларец. Он оказался из сандалового дерева, и от него исходил резкий аромат. Заперев секретер и положив ключик на место, Анжелика, крепко прижимая к себе ларец, снова вылезла на карниз. Ее вдруг охватило безудержное веселье. Она представила себе, какое лицо будет у принца Конде, когда он обнаружит исчезновение яда и компрометирующих писем.

«Это же не воровство, — успокоила себя Анжелика, — просто надо предотвратить преступление».

Она уже знала, где спрячет свою добычу. Четыре башенки, которые итальянский зодчий возвел по углам изящного замка дю Плесси, служили лишь украшением, но у них, на манер старинных крепостей, тоже были миниатюрные бойницы и машикули. Внутри башенки были полые, и в каждой имелось крохотное слуховое окошко.

Анжелика засунула ларец в ближайшую к ней башенку. Кому придет в голову искать его там!

Затем она ловко проскользнула вдоль стены замка и спрыгнула на землю. И только тут почувствовала, как заледенели ее босые ноги.

Она надела свои потрепанные туфли и вернулась в замок.

***

В парке уже не было ни души. Видимо, темная и сырая ночь всех загнала в дом.

Едва Анжелика вошла в прихожую, как у нее в носу защекотало от аппетитнейших запахов всевозможных яств. Мимо нее вереницей шествовали мальчики в ливреях, и каждый с важным видом нес в руках огромное серебряное блюдо. Перед Анжеликой проплыли фазаны и бекасы, украшенные собственными перьями, молочный поросенок, словно невеста с венком из цветов, великолепное филе косули в обрамлении артишоков и укропа.

Стук фаянсовых тарелок и звон хрусталя доносился из зал и галерей, где гости уже расселись за красиво расставленными столами, покрытыми кружевными скатертями. За каждым из столов собралось человек по десять.

Анжелика остановилась на пороге самой большой залы и увидела принца Конде в окружении маркизы дю Плесси, герцогини де Бофор и графини де Ришвиль. Кроме них, трапезу принца разделяли маркиз дю Плесси с сыном и несколько дам и молодых сеньоров. Грубая коричневая сутана монаха Экзили казалась неуместной в этом море кружев, лент и роскошных материй, расшитых золотом и серебром. Будь здесь барон де Сансе, его костюм тоже выглядел бы по-монашески суровым. Но сколько Анжелика ни вглядывалась, отца она не видела нигде.

Один из пажей, проходя мимо Анжелики с кувшином из позолоченного серебра, узнал ее. Это был тот самый юнец, который грубо высмеял ее, когда она сказала, что умеет танцевать бурре.

— О, вот и наша баронесса Унылого платья! — язвительно заметил он. — Что вы желаете выпить, Нанон? Сидру или кружку доброй простокваши?

Анжелика, пробираясь к столу принца, на ходу быстро показала дерзкому пажу язык, отчего тот немного опешил.

— Боже, кто это к нам идет? — воскликнула герцогиня де Бофор.

Маркиза дю Плесси обернулась, увидела Анжелику и опять поспешила призвать на помощь своего сына:

— Филипп! Филипп! Будьте так милы, дружок, проводите вашу кузину де Сансе к столу фрейлин.

Молодой человек угрюмо покосился на Анжелику — Вот табурет, — указал он ей на свободное место рядом с собой.

— Да не сюда, не сюда, Филипп. Ведь вы оставили это место для мадемуазель де Санли.

Мадемуазель де Санли могла бы поторопиться.

— Когда пожалует сюда, то увидит, что ей нашлась замена… и недурная, — насмешливо ответил Филипп.

Сидящие за столом засмеялись.

Анжелика все же села. Она зашла слишком далеко, чтобы отступать. Она не решалась спросить, где ее отец, у нее кружилась голова от ослепительной игры света на брильянтах всех этих дам, на гранях бокалов, графинов, на столовом серебре. Словно бросая всем вызов, она сидела очень прямо, откинув назад голову с тяжелой шапкой золотых волос. Ей показалось, что некоторые сеньоры поглядывают на нее с интересом. Сидевший почти напротив принц Конде внимательно и нагло посмотрел на нее глазами хищной птицы.

— Черт побери, что за странные у вас родственники, маркиз! Кто эта дикая серая утка? — обратился он к дю Плесси.

— Наша юная провинциальная кузина, ваше высочество. Ах, можете меня пожалеть: даже нынче вечером, вместо того чтобы слушать музыкантов и очаровательную беседу наших дам, я битых два часа выдерживал натиск барона, ее отца, до сих пор меня преследует запах, который исходит у него изо рта. Поистине к нему можно было бы отнести слов нашего поэта циника Аржантея:

Я скажу без обмана, что смрад мертвеца И зловонье клозета не столь велики.

Все вокруг услужливо захихикали.

— Знаете, чего он от меня требовал? — продолжал маркиз, жеманно смахивая с век слезинку, набежавшую от смеха. — Держу пари, ни за что не угадаете! Я, видите ли, должен добиться, чтобы его освободили от налогов на каких-то там его мулов и на производство — одно слово чего стоит! — на производство свинца, который, по его утверждению, лежит прямо в слитках под грядками баронского огорода. Таких глупостей мне еще не приходилось слышать!

— Пропади они пропадом, все эти голодранцы! — проворчал принц. — Своими деревенскими повадками они позорят наши вербы.

Дамы давились от смеха.

— А вы видели, какое у него перо на шляпе?

— А башмаки? На каблуках солома налипла.

У Анжелики так сильно колотилось сердце, что, казалось ей, сидящий рядом Филипп должен был слышать его удары. Она бросила на него взгляд и встретилась с холодными голубыми глазами этого красавчика. Он смотрел на нее как-то странно.

«Я не могу допустить, чтобы так оскорбляли моего отца», — подумала Анжелика.

Наверно, она сильно побледнела. Она вспомнила, как несколько часов назад залилась краской графиня де Ришвиль, когда она, Анжелика, среди воцарившегося вдруг молчания бросила ей в лицо дерзкую реплику. Значит, есть что-то, чего боятся эти наглые люди…

И «кузина де Сансе» глубоко вздохнула, собираясь с духом.

— Может, мы и голодранцы, — сказала она очень громко, четко выговаривая каждое слово, — но зато мы не замышляем отравить короля!

Как и в тот раз, смех застыл на губах гостей, наступило тягостное молчание, так что сидевшие за соседними столами тоже почувствовали, что произошло что-то неладное. Разговоры стихли, оживление спало, и все устремили свои взоры на принца Конде.

— Кто… кто… кто? — заикаясь, начал маркиз дю Плесси, но так и не закончил фразы.

— Какие странные слова, — проговорил наконец принц, с трудом сдерживая себя. — Эта юная особа не умеет вести себя в обществе. Она все еще живет сказками своей кормилицы…

«Сейчас он посмеется надо мной, меня прогонят из-за стола и вдобавок пообещают выпороть», — в ужасе подумала Анжелика.

— Мне сказали, что синьор Экзили самый большой знаток в ядах во всем королевстве, — сказала она, наклонив голову и глядя в конец стола.

Новый камень, брошенный в воду, вызвал настоящую бурю. Испуганный шепот пробежал по зале.

— О, в эту девчонку вселился сам дьявол! — воскликнула маркиза дю Плесси, в ярости кусая свой кружевной платочек. — Она уже вторично позорит меня! Сначала сидит, как кукла со стеклянными глазами, а потом вдруг раскрывает рот и изрекает чудовищные вещи!

— Чудовищные? Чем же они чудовищны? — мягко возразил принц, не сводя с Анжелики глаз. — Будь они правдой, тогда они были бы чудовищны. Но ведь это всего-навсего пустые выдумки маленькой девочки, которая не умеет молчать.

— Когда мне захочется, тогда я замолчу, — бросила в ответ Анжелика.

— А когда вам захочется, мадемуазель?

— Когда вы перестанете оскорблять моего отца и согласитесь предоставить ему те ничтожные льготы, о которых он просит.

Лицо принца Конде вдруг стало мрачнее тучи. Дело принимало явно скандальный оборот. Толпившиеся в глубине галереи люди встали на стулья, чтобы лучше видеть.

— Черт побери!.. Черт побери!.. — Принц задыхался. Он вдруг вскочил и, вытянув вперед руку, словно бросая свои войска в атаку на испанские укрепления, прогремел:

— Следуйте за мной!

«Сейчас он меня убьет», — подумала Анжелика. И грозный вид этого высокого сеньора, который был чуть ли не вдвое выше ее, заставил ее вздрогнуть от страха, к которому примешивалась непонятная радость.

Однако она пошла за ним, маленькая серая уточка за огромным ястребом, украшенным бантами.

Она заметила, что его короткие штаны оканчиваются под коленками широкими накрахмаленными кружевными оборками, а поверх них надето что-то вроде короткой юбочки, щедро расшитой галуном. Никогда Анжелика не видела мужчину, одетого столь нелепо и пышно. Но ее восхищала походка принца, его манера твердо ступать на своих высоких изогнутых каблуках.

— Ну вот, теперь мы одни, — вдруг обернулся к ней принц. — Я не хочу ссориться с вами, мадемуазель, но вам придется ответить мне на несколько вопросов.

Его вкрадчивый голос испугал Анжелику еще больше, нежели его недавний гнев. В пустом будуаре она была совсем одна с этим могущественным вельможей, интригам которого она помешала, и поняла, что тем самым в какой-то степени стала их участницей, запуталась в них, как муха в паутине. Она попятилась и, прикинувшись простоватой крестьяночкой, пробормотала:

— Я не хотела сказать ничего плохого.

— Но почему же тогда вы придумали такую оскорбительную ложь, да еще выложили ее во всеуслышание за столом у дяди, которого, надеюсь, уважаете?

Она догадалась, что именно он хочет у нее выпытать, и стояла в нерешительности, взвешивая все «за» и «против». Она уже слишком много сказала, и, если сейчас станет утверждать, будто ничего не знает, ей просто не поверят.

— Я не придумала… я только повторила то, что слышала, — прошептала она.

— Мне сказали, что синьор Экзили очень умело приготовляет яды… А вот про короля я сама придумала. Конечно, не следовало этого делать, но уж очень я разозлилась.

Она неуклюже теребила конец своего пояса.

— Кто вам сказал это?

Анжелика призвала на помощь все свое воображение.

— Один … один паж. Только я не знаю его имени.

— Вы можете показать мне его?

— Могу.

Принц Конде подвел ее к двери, ведущей в залы. Она указала ему на пажа, который высмеял ее.

— Черт бы их побрал, этих сопляков, вечно они подслушивают под дверью! — пробурчал принц. — Как вас зовут, мадемуазель?

— Анжелика де Сансе.

— Послушайте, мадемуазель де Сансе, нехорошо повторять, да еще невпопад, слова, которых девочке вашего возраста не понять. Это может повредить вам и вашей семье. Я забуду об этом инциденте. Даже больше того, займусь делом вашего отца и посмотрю, не смогу ли я чем-нибудь ему помочь. Но кто поручится мне, что вы будете молчать?

Анжелика подняла на него свои зеленые глаза.

— Я умею так же хорошо молчать, когда со мной справедливы, как и отвечать, когда меня оскорбляют.

— Клянусь честью, когда вы станете женщиной, мужчины будут сходить из-за вас с ума! — проговорил принц.

На его лице мелькнула тень улыбки. По-видимому, он не сомневался, что девочка знает лишь то, в чем призналась ему. Человеку порывистому и легкомысленному, принцу Конде не хватало наблюдательности и умения разбираться в людях. Первый испуг миновал, и он решил, что все это обычные светские сплетни.

Принц привык к лести и был неравнодушен к женским чарам, и поэтому непритворное волнение этой девочки, сулившей стать настоящей красавицей, остудило его гнев. Анжелика заставила себя поднять на принца наивно-восторженный взгляд.

— Можно спросить вас? — сказала она простодушным тоном.

— О чем же?

— Зачем вы носите юбочку?

— Юбочку?.. Но, дитя мое, это же рингравы. Не правда ли, они — сама элегантность? К тому же скрывают обычные панталоны, которые неизящны и хороши только для верховой езды. А рингравы можно обшивать галуном и лентами. В них очень удобно. Разве в ваших краях их не носят?

— Нет. А для чего эти широкие оборки под коленями? — Это каноны, благодаря им икры выглядят тоньше и стройнее.

— И правда, — согласилась Анжелика. — Очень красиво. Я никогда не видела такого чудесного костюма.

— Да, поистине, говорите с женщинами о тряпках, и вы утихомирите самую злую фурию, — сказал принц, упиваясь своим успехом. — Но мне пора вернуться к своим гостям. Вы обещаете быть умницей?

— Да, ваше высочество, — с нежнейшей улыбкой ответила Анжелика, показав свои перламутровые зубки.

Принц Конде вернулся в залу и, подняв руку, словно. благословляя всех, успокоил тревожно гудевших гостей.

— Кушайте, кушайте, друзья мои. Все это выеденного яйца не стоит. Маленькая негодница сейчас извинится.

А сама Анжелика уже склонилась перед маркизой дю Плесси.

— Приношу вам свои извинения, сударыня, и прошу разрешить мне удалиться.

Маркиза не смогла вымолвить ни слова и лишь махнула рукой в сторону двери, что снова вызвало смешки.

А у двери опять поднялась какая-то суматоха.

— Где моя дочь? Где моя дочь? — громко вопрошал барон Арман.

— Мессир барон требует свою дочь! — насмешливо прокричал лакей.

Среди разряженных гостей и ливрейных лакеев несчастный барон напоминал большого черного шмеля, попавшего в паутину. Анжелика подбежала к отцу.

— Анжелика, ты сведешь меня с ума! — вздохнул отец. — Вот уже больше трех часов я в поисках тебя мечусь среди ночи между нашим замком, домом Молина и Плесси. Ну и денек, дитя мое, ну и денек!

— Уйдем отсюда, отец, уйдем скорее, прошу тебя, — сказала Анжелика.

Они уже вышли на крыльцо, как вдруг услышали голос маркиза дю Плесси.

— Минутку, дорогой кузен. Принц хотел бы с вами побеседовать по поводу таможенных пошлин, о которых вы мне говорили…

Дальнейшего Анжелика не услышала, так как отец с маркизом вошли в замок.

Она присела на последнюю ступеньку лестницы и стала ждать отца. Она вдруг почувствовала себя какой-то опустошенной — ни мыслей, ни желаний. Маленький белый грифон подошел к ней, обнюхал ее ноги. Она машинально погладила его.

Когда барон де Сансе снова вышел из замка, он прежде всего схватил дочь за руку.

— Я боялся, что ты снова удерешь. Ты просто чертенок. Принц Конде наговорил мне такие странные комплименты в твой адрес, что я уже подумывал, не извиниться ли мне за то, что я произвел тебя на свет.

***

Немного позже, когда они тряслись в темноте на своих неторопливо семенящих коне и муле, барон де Сансе, покачав головой, снова заговорил:

— Не пойму я этих людей. Сначала над моими словами смеются. Маркиз с цифрами в руках доказывает, насколько ему живется труднее, чем мне. Меня отпускают, даже не предложив промочить горло стаканом вина, а потом ни с того ни с сего догоняют и дают обещание сделать все, что я захочу. Как заверил меня его высочество, уже с будущего месяца я получу освобождение от таможенных пошлин.

— Тем лучше, отец, — тихо проговорила Анжелика.

Она слушала доносившуюся из темноты ночную песнь жаб — верный признак близости болот и, следовательно, их старого замка. И вдруг ей захотелось плакать.

— Как ты думаешь, маркиза дю Плесси возьмет тебя к себе в фрейлины? — спросил барон.

— О нет, не думаю, — сладким голоском ответила Анжелика.